На самом деле, озабоченный гранатами в руках своих отморозков, Жердь понял не все и не сразу. Быстро выйдя на улицу, он сделал знак татуированным дебилам и быстро пошел прочь.
— Подожди, я уже кольцо вытянул! — крикнул вслед один из татуированных. — Надо вставить!
— Потом вставишь!
Они завернули за угол и зашли в пустынный неухоженный парк, где какой-то мужик выгуливал маленькую белую собачонку. Издали за ними наблюдал совсем молодой юноша в неброской одежде и черной вязаной шапочке. Заподозрить в нем соглядатая было очень сложно, именно поэтому он считался одним из лучших наблюдателей Волкодава.
Муравей сразу плюхнулся на грязную скамейку. Жердь брезгливо поморщился и остался стоять. Отморозки стали рядом, один возился с приведенной в боевое положение гранатой. Руки с синими пальцами заметно дрожали.
— Ты зачем кольцо выдернул?! — зло спросил Жердь, с трудом сдержав бранное слово.
— Так бросать хотел!
— В нас?! Если б не вышли, бросил бы?!
— Ну! — кивнул боец. — Ты же сказал!
— Так не прошло часа! — бригадир был вне себя от ярости.
— Прошло, гляди! — Боец вытянул вперед левую руку с зажатой в татуированных пальцах предохранительной чекой детонатора. Но показывал он не чеку, а часы с запотевшим циферблатом. Однако собачник с интересом смотрел в их сторону. И вряд ли его интересовали часы!
Жердь выругался.
— Не светись тут! Отойди за кусты и там все сделай!
Недовольно насупившись, боец направился к голым зарослям кустарника. Вслед за ним с лаем кинулась собачонка.
Какая-то мысль занозой торчала в сознании Жердя, вызывая смутное беспокойство. Но додумать ее он не успел. Грохнул взрыв, злобно свистнули осколки, ударной волной Жердя сшибло с ног, Муравей свалился со скамейки и закрыл голову руками, второй отморозок вскрикнул, присел и схватился за предплечье. Всем заложило уши, в воздух взлетели окровавленные ошметки. Время стало вязким, воздух сгустился. Над кустами поднимался столб сизого дыма. Белая собачка, поджав хвост, с визгом подбежала к своему хозяину, тот ошарашенно тряс головой, потом подхватил псину и пошел прочь, доставая на ходу мобильный телефон. Быстро пошел обратно юноша в вязаной шапочке.
— Сва… — просипел бригадир, поднимаясь и отряхивая одежду. Рядом с ним шлепнулась в пыль оторванная ступня в стоптанном ботинке. Он мгновенно понял, что насторожило его при выходе из офиса Козыря. И голос немедленно вернулся. — Сваливаем! — заорал Жердь. — Я вспомнил! Это туфли Пана! Все, суки! Кранты вам всем!
— А как же мой кореш? — татуированный толкнул ногой ботинок. Рукав его куртки набух от крови.
— Что? — Муравей тыкал в уши корявыми пальцами.
— Через плечо! — остроумно ответил подельникам Жердь. — На ход, живо!
А юный наблюдатель буквально ворвался в офис «Барьера».
— Они взорвались! — возбужденно закричал он. — Бум — и в клочья!
— Кто их? — выскочили в холл Козырь, Умный, Волкодав и все остальные.
— Не знаю! Или гранатой, или миной накрыло! А кто — откуда ж я знаю…
«Обошлось», — подумал Емельян. Но он здорово ошибся. Причем уже второй раз, что при его профессии было недопустимо.
* * *
— Иса Асламбеков, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения, — Карпенко передал фотографию сидящему справа от него Шауре, тот внимательно всмотрелся, стараясь представить характер, и передал сидящему сзади Булкину.
— Террорист-одиночка захватил междугородний автобус в Минводах, — громко, чтобы перекрыть шум самолетных двигателей продолжал командир.
Бойцы, сидевшие через проход, а также впереди и сзади, встали со своих мест и обступили командира. В обычном рейсе стюардесса обязательно сделала бы им замечание и заставила вернуться на свои места. Но сейчас стюардессы не было, впрочем, как и других пассажиров. Вместительный салон был пуст. Только восемь бойцов первого отделения дивизиона «Меч Немезиды», поднятые по тревоге два часа назад. «Як-40» выполнял спецрейс «Москва — Северный Кавказ».
— У него около тридцати заложников, среди которых есть дети, — продолжал информацию Карпенко. — Он обвешан взрывчаткой, отобрал автомат у гаишника и положил в карман «афганский тюльпан».
— Что? — переспросил Кулаков.
— Граната в стакане с выдернутой чекой. Если этот гад упадет, стакан разобьется, предохранительный рычаг отскочит и произойдет взрыв. Потом сдетонирует остальная взрывчатка.
Булкин выругался:
— Подстраховался, сволочь! Я его на кишках повешу!
Карпенко поморщился:
— Да это понятно… Только вначале надо к нему подобраться. А он мастерски выбрал позицию…
— Кто там, на месте? — поинтересовался Шаура.
— Все. Как обычно. Милиция, ФСБ, переговорщики, группа антитеррора. Но когда мы прибудем, командование приму я. И имейте в виду, мы проходим как обычная группа из Центра «Т».
— Ясное дело, — кивнул Вадим Семененко.
— И еще имейте в виду, — продолжил командир. — Это экзамен на нашу пригодность. Хотя прямо так вопрос никто не ставил, но думаю, рассматривается это именно так.
* * *
Шлыка трясло, как при жестокой ломке. Он попытался отвернуться, но грязные мозолистые пальцы Бритого жестко ухватили его за подбородок и, чуть не сломав шею, развернули голову обратно.
— Смотри, сука! Смотри, пока глаза есть! — велел Бритый, и Шлыку уже ничего не оставалось делать, как подчиниться.
Толченый, будто играясь, легонько тюкнул топориком по бревну, и очередной душераздирающий крик разнесся между голыми скелетами деревьев, отдаваясь эхом в пустынной, продуваемой злыми осенними ветрами лесопосадке. Шлык почувствовал, как по его левой ноге потекла горячая струйка.
Гуля лежал лицом вниз, тяжелый ботинок Соболя вдавливал в рыхлую холодную листву его неестественно изогнутую шею. А Пит ногой прижимал к бревну его руку. Точнее, то что от нее осталось: Толченый отсек уже четвертый палец и с торжествующим возгласом подбросил его вверх. Совершив пируэт, окровавленный кусочек плоти упал на землю, и Толченый тут же втоптал его в грязь.
Горло Шлыка сдавил спазм. Он был полностью деморализован. Хотя он неоднократно участвовал в расправах над провинившимися, но, когда расправиться собираются с ним самим — это совсем другое дело.
Экзекуция над Гулей, известным вокзальным каталой,
[13]
продолжалась уже более получаса. Зря он был уверен, что ничего им не сделают, зря надеялся на свою хитрость, ловкость, поддержку вокзальной братвы и старенький наган. Они долго паслись в чужом огороде, но Питу все-таки удалось отловить нарушителей правил… Когда спустились густые сумерки, всех четверых привезли в лес, и Шлык почувствовал, что это конечная станция. Всех закопают в холодную землю, и по понятиям это будет правильно, вокзальная братва никаких предъяв сделать не сможет.
