— Что, Петю Решетова правда убили? А как же нас отдали? Неужели выкуп заплатили? Откуда у посольства деньги?
Бердоев даже голову не повернул, поднялся и перешел на другое место. Журналист стушевался, покраснел и вдруг — уснул, откинувшись на сиденье.
Линчук попросил слова, встал, но самолет потряхивало, он расплескал водку и сел на место:
— Я на Ближнем Востоке уже десять лет работаю. Заложников тут всегда брали. Американцы за своими авианосцы присылали, вертолеты с «Дельтой» направляли, дворец Каддафи как-то разбомбили… А за наших — ноту протеста… Так что мы и не надеялись… Они нас в темноте держали, почти без еды, ножи к шее подносили… Мы уже смирились, а тут нас на белый свет вывели… И мы обрадовались, что перед смертью солнце увидели…
Линчук умолк, зажмурился, то ли потеряв нить мысли, то ли боясь расплакаться.
— Да ясно, ясно! Мы все поняли! — крикнул Шаура. — Ты присядь, мил-человек, не напрягайся! Вон, лучше прими еще рюмочку…
— Нет, я самое важное не сказал, — замотал головой Линчук. — Благодаря вам мы руку Родины почувствовали. Никто, никогда наших не вытаскивал. А вы вытащили. Прямо из этого подвала. Земной вам поклон, мужики…
— Хороший тост, — сказал Карпенко. — Спасибо на добром слове.
Линчук выпил, пролив немного на рубашку, сел. После второй всех как-то отпустило. Натянутые нервы расслабились, в голову ударил легкий хмель, а реактивные двигатели гудели на неуловимо низкой ноте: уж-ж-ж дом-м-м-мой! Домой, домой…
И развязались языки.
Бердоев живописал роскошный лимузин старшего аль-Хакатти. Мол, там есть радар, который считывает дорожную ситуацию в радиусе километра и сразу выдает подробную схему на экран бортового компьютера. Все как на ладони, будто с вертолета смотришь. А компьютер еще подсказки дает, куда можно безопасно перестроиться, и показывает траекторию возможного движения… Сам видел, говорил Бердоев. Ему не верили. А может, и верили, но куражились просто, от избытка эмоций.
— Да это обычная компьютерная игрушка, — сказал кто-то из тройки Булкина. — Старик в машинки гоняет, чтобы дорогой не заскучать, вот и весь радар…
Кузьмин только крутил головой, переводя взгляд с одного на другого. Он уже кое-что понял. И представлял, что бы было, если бы Бердоева расшифровали. Какой тут бортовой компьютер?! Какие игрушки?!
— А может, у него пара горячих сюжетов есть на этом самом компьютере? — поинтересовался Кулаков. — Лейла, его любовница, а? Или другие девушки?..
— Отвали! — коротко ответил Бердоев.
«У них железные тросы вместо нервов», — подумал Кузьмин и, откинувшись на мягкую спинку, закрыл глаза и расслабился. Но тут же вздрогнул и выпрямился. Опять надвинулся подвал и острое лезвие под кадыком… Он заглянул в рюмку и допил остатки водки.
— Наверное, красивая баба, эта Лейла, — сказал Блинов. — Кто-нибудь видел ее?
Нет, никто не видел. Лейлой занималась группа «зеро», это они спровадили ее куда-то, а может, и в расход пустили даже… А что это за группа такая — «зеро»? Кто они вообще? Что за короли с горы?
— Да местные арабы, наверное, — сказал Шаура. — Завербованные агенты из местных. Или наши узбеки типа Бердоева, заброшенные для глубокого оседания…
— Но ты, — сказал Бердоев. — Я не узбек, я осетин! Просто жил там…
— Да какая разница, — Блинов махнул рукой. — Мне вот про Лейлу интересно!
— Не, я ихних баб не понимаю, — сказал Кулаков. — Зачем лицо прятать, фигуру закутывать? Чего стесняться? Мы когда вывозили медсестричек из клиники, затолкали их с доктором в фургон — железо раскаленное, жарища, духотища! — а они все равно кутаются. Одна даже в обморок хлопнулась, но и тогда не развернулась. Почему? Что, их врач без намордников не видел? Или мы — через час попрощались, деньги на переезд вручили и навсегда расстались. Так к чему мучиться? У меня сразу представление, что они страшные и этого стесняются…
— Да нет, обычай такой. Эти бенладены испокон века баб своих тряпьем накрывают…
Так и идет медленный, ни к чему не обязывающий треп ни о чем. Вроде как психоанализ у американцев. Психоанализ — не психоанализ, а вытягивается из нервных клеток нечеловеческое напряжение последних суток: медленно, по капле, но вытягивается…
Шаура облокотился на холодный вогнутый борт, прищурился блаженно, замурлыкал любимую песню:
В Америке «Дельта», в Испании «Гал»
Его безуспешно искали.
А он в это время рыбешку таскал
Из речки на Среднем Урале.
— Нет ли у кого телефона с собой, братцы? — Это Кузьмин спрашивает, весь белый сидит, водка ему плохо пошла с дороги.
Нет телефона, Кузьмин. Бойцам на «холоде» телефоны не положены. Погоди, приземлимся, тогда и позвонишь кому надо…
А Кузьмин говорит: даже не знаю, будет ли кому звонить.
А чего так?
Да вот так…
Оказывается, пока они там, в плену, сидели, охрана им мозги прессовала вовсю, говорили, мол, родня вся ваша у нас на мушке — фотки, адреса показывали, всякие такие подробности. У Суворского дочка маленькая, так они даже номер сада и номер группы знали. А что, говорят, ждем только, когда квартиры свои продадут, чтобы вас выкупить, и тогда всех перестреляем, а вам ушки и пальчики передадим.
Карпенко слушал это и хмурился. Потом сказал Кузьмину:
— Все в порядке с вашими семьями, не переживай. И телефон у меня есть. Только сперва я один звоночек сделаю, лады? — И подозвал Бердоева: — Садитесь рядом, Руслан Магомедович, переводить будете. Я фразу скажу, а вы переведете, потом вторую…
* * *
На Джизан опускались ранние сумерки, заходящее солнце почти растворилось в Красном море, отдав ему свой огонь. Саид аль-Хакатти сидел в доме своего отца, на открытой террасе, за большим столом. Все его дядья и братья были здесь, и четверо его насиров из «Торжества ислама», и Ахмед Кайван, брат похищенного Салеха, который еще не оправился от сердечного приступа. Женщины молча разносили чай и кофе, но, похоже, никто не притронулся к своей чашке. Это было плохое время для Саида. Старшие насиры открыто выражали свое недовольство тем, что заложники отпущены, а самим им приходится сидеть и ждать, когда враг объявит свою волю. Разве это дело? Разве так должны поступать воины ислама?
Саид молчал. Им нельзя ничего объяснить: они не поймут. Чужая боль не болит, только своя…
Медленно тянулось время, как будто вся пустыня стекала через колбочки песочных часов, опрокинутых в ожидании благой вести.
И, наконец, враг дал о себе знать.
Зазвонил мобильный Саида — только не обычный его золотисто-черный Vertu, доверенный главному телохранителю, а личный — старая Nokia, которую Саид всегда держал при себе. Этот звонок был равносилен просунувшемуся в дверь дулу чужого автомата! И по Vertu-то звонить могли человек двадцать во всем мире. А номер Nokia предназначался для особых случаев, его знали лишь пятеро приближенных, которые остались в живых. Однако Ахмед, Рашид, Аббас, Джабир и Мирза, его насиры, сидели сейчас рядом за столом, звонить они не могли. Рашид Дар-Салах и Халил Афзали не могли звонить с того света. Значит…
