– По крайней мере это звучит здраво. Кстати, у меня тоже болит голова. Элли, будь внимательней. Запомни все, что случится с тобой, чтобы ты могла рассказать мне при встрече… в следующий раз.
– Запомню, – пообещала Элли.
Они поцеловались и попрощались. Деви переступила порог и исчезла. Дверь закрылась. Элли показалось, что из нее слегка пахнуло карри
[55]
.
Она почистила зубы соленой водой. Известная привередливость всегда была частью ее натуры. Осторожно смахнула песок с внешних поверхностей микрокамеры и крошечного набора видеокассет, на которых были записаны чудеса. Потом омыла в воде пальмовую ветвь, как тогда на Кокосовом пляже перед полетом на «Мафусаил».
Утро было теплым, и Элли решила поплавать. Сложив одежду на пальмовой ветви, она смело вступила в прибой. Как бы то ни было, решила она, едва ли инопланетян воспламенит обнаженная дама, хотя бы и неплохо сохранившаяся для своих лет. Она попыталась представить себе микробиолога, воспылавшего страстью при виде делящейся под микроскопом бактерии.
Она легла на спину, волны мерно покачивали ее. Элли попыталась представить, как умещаются здесь эти залы… копии миров, чем бы они здесь ни считались, – уютнейшие уголки бесчисленных планет. Тысячи и тысячи небес, каждое со своим солнцем и погодой, а под ними океаны, привычная почва, по которой снует мелкая живность, ни чем не отличающаяся от натуральной. Все это казалось ей настолько излишним… Но у них, конечно же, были причины, и это вселяло надежды. Пусть ресурсы их безграничны, но даже тогда едва ли целесообразно сооружать приемный зал с натуральным ландшафтом для пяти подопытных кроликов, доставленных из обреченного мира. Но с другой стороны… им уже все уши прожужжали внеземными зоопарками. Ну, а если вся эта колоссальная станция со всеми причалами и помещениями на самом деле зоопарк? «Посещайте, посещайте, – словно услышала она голос зазывалы с головой слизняка. – Экзотические животные в природных условиях». Туристы съезжаются со всей Галактики, в особенности во время школьных каникул. Потом прибывает инспекция. Тогда хозяева станции просто вышвыривают наружу зверье и туристов и ровненько заметают песок… привезенным на замену дикарям отводится полдня на отдых.
Или же таким образом они пополняют свои зоопарки? Элли вспомнила, что в тесноте земных зверинцев многие животные не могут размножаться. Кувырнувшись в воде, она постаралась выбросить из головы всякую ерунду и, выбрасывая руки вперед, поплыла к берегу. Во второй раз за последние сутки Элли пожалела, что не имеет детей.
Вокруг никого, даже паруса на горизонте. По берегу бродили чайки, они высматривали крабов. Элли огорчало, что она не может бросить им хлеба. Обсохнув, она оделась и вновь поглядела на дверь. Та спокойно поджидала ее. И снова Элли не решалась войти. К нерешительности примешивалось какое-то чувство. Наверное, страх.
Не отводя от двери глаз, Элли отступила назад. Усевшись под пальмой, она оперлась о колени и принялась глядеть вдоль белой песчаной полосы.
Потом она встала и потянулась. Держа в одной руке пальмовую ветвь и микрокамеру, она приблизилась к двери и повернула ручку. Дверь легко отворилась. В щель Элли увидела белые барашки на волнах. Она потянула, и дверь без скрипа распахнулась. Все тот же пустой и скучный пляж простирался за ней. Покачав головой, она вернулась под дерево. И вновь замерла там в задумчивой позе.
Как там остальные, размышляла она. Проходят проверку, держат экзамен, выбирают правильный ответ из предложенных? Или это устный экзамен? Кто его принимает? И она вновь ощутила тревогу. На что может быть похоже разумное существо, сформировавшееся в чуждых физических условиях на непохожей на Землю планете в результате совершенно иной, чем на Земле, цепи мутаций? Трудно было даже представить, что ожидает ее. Если за дверью экзаменационная, хозяева наверняка окажутся совершенно не похожими на людей. В глубине ее души крылось глубокое недоверие ко всяким там насекомым, змеям и светлячкам. Она относилась к числу тех людей, кто чувствует неприязнь – а если быть откровенным, отвращение – к калекам и дефективным. Всякие уродства, дети, страдающие болезнью Дауна, даже легкие признаки паркинсонизма пробуждали в ней, невзирая на сопротивление интеллекта, желание не глядеть, не видеть и оказаться подальше. Обычно Элли могла сдержать себя, хотя вовсе не испытывала уверенности, что никого не задела своим поведением. Она не любила даже думать на подобные темы.
И теперь ее смущало, что она не сумеет справиться с собой, увидев инопланетянина, не говоря уже о том, чтобы достойно представить в своем лице человеческий род. На Земле с этой стороны Пятерку не проверяли. Никому и в голову не пришло, что кто-то из них может бояться… мышей, гномов или марсиан. Отборочный комитет просто упустил такую возможность из виду. Элли удивилась, почему об этом никто не подумал. В настоящий момент все казалось достаточно очевидным.
Напрасно все-таки послали ее. Что, если она струсит, увидев хозяев… предположим, они окажутся змееволосыми? И тем скомпрометирует все человечество, которое в ее лице не выдержит важнейшего испытания. С опаской и вожделением глядела она на загадочную дверь, теперь уже оказавшуюся в воде. Подступал прилив.
В сотне метров от нее по берегу шел человек. Сперва она решила, что ВГ первым освободился из экзаменационной и несет ей добрые вести. Но спортивного костюма, свидетельствующего о принадлежности к проекту, на нем не было. Кроме того, даже издали было видно, что этот человек моложе и энергичнее. Она торопливо потянулась к длиннофокусному объективу, но по непонятной ей причине помедлила. Встала, прикрыла ладонью глаза от солнца. На миг ей показалось… но такое было вовсе немыслимо! Неужели у них даже не хватило благородства, чтобы не брать ее голыми руками…
Но ничего поделать с собой Элли не могла. И она уже бежала к нему, а ветер отбрасывал назад ее волосы. Он был как на той из своих самых последних фотографий – счастливый и сильный. Со вчерашней щетиной. И рыдая, она влетела в его объятия.
– Привет, Тинка, – сказал он, правой ладонью поглаживая ее по затылку.
Голос был его. Она сразу вспомнила это. И запах его кожи, и походка, и смех. И щека его кололась именно так. Все это вдребезги разнесло ее самообладание. Ей уже виделись камень, отваленный от входа в древнюю гробницу, и первые лучи солнца, проникающие в ее забытые глубины.
Судорожно глотнув, она попыталась взять себя в руки, но горе накатывало все новыми и новыми волнами, и рыдания не прекращались. А он терпеливо стоял и только безмолвно подбадривал ее взглядом – Элли вдруг вспомнила, что именно так он смотрел на нее от подножья лестницы, когда она впервые самостоятельно карабкалась по ней вверх. Больше всего на свете она хотела хоть на миг увидеть его, и уже давно привыкла подавлять это чувство, понимая, что такое невозможно. И теперь она оплакивала все эти разделявшие их годы.
В детстве и в молодости отец часто снился ей; тогда он говорил, что на самом деле жив и ничего не случилось. Было так хорошо. Он брал ее на руки. Но за недолгое счастье приходилось платить горьким пробуждением в мире, где его не было. Но все-таки она всегда ждала этих снов и охотно выплакивалась на следующее утро, выплачивая всю причитающуюся с нее цену, заново переживая и потерю, и горе. Сонное видение – вот и все, что от него осталось.
