– Здесь, говоришь? – только теперь я заметил, что Костолом лупит молотком куда ни попадя, раз за разом промахиваясь по заготовке. – Храп сам окочурился и меня вслед за собой тянет! Думаешь, я не догадываюсь, кто ты есть такой на самом деле? Сыщики все твои приметы подробно описали. Светлый, лохматый, стройный, руки до колен, а ноги еще длиннее рук.
– Под такие приметы каждый второй чужак подходит, – возразил я. – Да только не надо забывать, что тот, кого они ищут, был глухим.
– Долго ли глухим прикинуться? Нет, меня не проведешь! Если бы не последняя воля Храпа, ты бы уже давно сидел в цепях. Но ради его памяти обойдемся без шума. Ступай своей дорогой, и будем считать, что мы вообще не встречались.
– Я и сам не хочу здесь задерживаться. Сейчас уйду. Но сначала ответь мне на несколько вопросов.
– Да ты, оказывается, смельчак! – Костолом резко выпрямился и поудобнее перехватил молоток. – Ищешь себе неприятностей?
– Я ищу только ответы на свои вопросы. И ничего больше. Взамен за них готов заплатить вот этим, – моя ладонь, в которой давно грелся алмаз, разжалась.
– Ну ты меня и удивил! – скептически скривился Костолом. – Можно подумать, что я камушков прежде не видал.
– Может, и видал, да не таких. Это камушек особенный. Драгоценный.
– Что из того? В наших болотах такое добро не в чести. Куда я его дену?
– Но ведь вы собираетесь покинуть болота и переселиться в Ясмень. Там начнется совсем другая жизнь и на смену прежним ценностям придут новые. Примерно вот такие… Да что я говорю! Ты и сам все прекрасно понимаешь.
– Дай взглянуть, – Костолом немного поостыл.
– Возьми. А я тем временем подержу твой молоток.
Учти, что по крайней мере двое из троих сыщиков – на моем счету.
– Об этом я сразу догадался. В железе Храп разбирался, ничего не скажу, а вот бойцом всегда был никудышным. Он посмотрел сквозь алмаз на огонь, а потом чиркнул его гранью по точильному камню. Дабы разжечь его алчность, я с видом знатока пояснил:
– За эту безделушку можно приобрести целую гору самого лучшего железа. Или десять кузниц, подобных этой. – Может быть, – он продолжал рассматривать алмаз со всех сторон. – Но за нее не купишь Костолома Маету. Я не стану предателем. Ты зря соблазняешь меня.
– Никто и не предлагает тебе стать предателем.
Меня не интересуют ваши секреты. Услышав мои вопросы, ты сам в этом убедишься. В любом случае, заподозрив подвох, ты можешь воздержаться от ответа.
– Ты затеял какую-то коварную игру и заранее уверен в успехе. Но не считай других глупее себя. В искусстве строить словесные ловушки мне приходилось состязаться с самим Кудесником.
Услышав странное имя, не раз упоминавшееся Храпом, я полюбопытствовал:
– С кем, с кем?
– Неважно, – отрезал Костолом. – Просто я хочу предупредить, чтобы ты не надеялся на легкую победу. Твоей хитрости будет противостоять моя проницательность.
– Я не собираюсь хитрить и тебе не советую. Поверь, честные и прямые ответы принесут пользу очень многим, в том числе, возможно, и твоему народу.
– Мой народ сам позаботится о себе… Так и быть, сыграем в твою игру. Но вопросов должно быть не больше пяти. Это мое первое условие. Условие второе – отвечать я буду односложно. Только да или нет. Ты согласен?
– Если других условий не предвидится, придется принять те, которые есть.
– Тогда спрашивай, – он положил алмаз в центр наковальни, на шаг от себя и на два шага от меня.
– Это ты научил Храпа кузнечному ремеслу? – первый вопрос был потрачен в общем-то бездарно, на простое, хотя и необходимое, уточнение.
– Да.
– Кто научил тебя?
– Ты забыл условия игры. Вопросы, на которые нельзя ответить односложно, отклоняются.
– Согласен. Тогда я спрошу иначе. Тебя научил кузнечному ремеслу Поводырь?
– Нет, – всего на миг его лицо приняло недоуменное выражение.
Скорее всего, никакого Поводыря он и знать не знал. Неужели тенетники снабдили меня непроверенной информацией? А если все дело в терминах? В Польше, например, говорят не «красота», а «урода». Пойди разберись несведущему человеку.
И тут меня осенило!
– Тебя научил Кудесник?
– Да, – сказано это было совершенно спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся.
– Сейчас вопрос будет чуть подлиннее, – от волнения я стал сбиваться. – Приготовься его выслушать.
Всему, что умеют твои соплеменники, включая и речь, вас тоже обучил Кудесник?
– Да, – ответил Костолом и после паузы по собственной инициативе добавил: – Не всех, конечно, а только таких, как я. Мы потом учили других… В этом на самом деле нет никакого секрета.
– Но сейчас-то вы живете своим умом, не обращаясь ни к кому за советами?
– Да… Зачем нам сейчас чужие советы? Мы сами кому хочешь и что хочешь посоветуем.
– А если…
– Все, все! – Костолом замахал на меня руками. – Как и договаривались, я ответил на пять вопросов. Ответил честно и прямо. Четыре раза произнес да и один раз нет… Можно забрать камень?
– Можно. Но молю тебя, окажи мне одну бесплатную услугу! Надеюсь, я имею на это право. Сведи меня с Кудесником.
– А не много ли чести для тебя? Кто такой ты и кто такой Кудесник?
– Заклинаю тебя памятью Храпа!
– Ну если только так… А больше у тебя таких камушков нет? – он уже опять любовался игрой света в алмазе.
– Этот был единственным. Можешь меня даже обыскать.
– Верю, верю… А теперь слушай меня. Все воды этого болота, горячие и холодные, мутные и чистые, текущие сюда и текущие отсюда, рано или поздно сливаются в единый поток, устремляющийся в дальние края, о которых нам ничего не известно. В том месте, где эта великая река покидает пределы болота, и находится жилище Кудесника… Сырость на него, видите ли, плохо действует. Сам я проводить тебя туда не могу. Кузницу не на кого оставить, да и соседи что-нибудь неладное могут подумать. Но ты получишь проводников, которые обязательно приведут тебя куда следует. Конечно, при условии, что ты не растеряешь их в дороге.
Вода ищет другую воду, вспомнил я пророческие слова старой королевы. Ручьи впадают в реки, а реки устремляются в море. Там, где рождается великая река, на границе хляби и тверди, живет тот, кто мне нужен.
Но сначала придется пройти опасным и запутанным путем камышовых плавней, заросших тиной плесов, коварных омутов, заболоченных протоков, медлительных речушек…
Проводниками Костолом громко именовал шарики обыкновенного шлака, приобретшего в огне твердость стекла и легкость пробки. Брошенные в воду, они реагировали даже на самое слабое течение и в то же время не были подвержены влиянию ветра.
