Хвастать Колпакову расхотелось. Он зашел в крохотный кабинетах Клепикова и спросил пояснений.
— Как же иначе? — удивился тот. — Разве без проверки и регулировки ОТК продукцию пропустит?
— Чем же занимаются Вера Сергеевна и ребята?
— То же эксперименты, — снисходительно улыбнулся очевидной наивности вопроса начальник цеха. — А завод должен план выполнять и качество держать…
Главный инженер сказал то же самое, потом торжественно поздравил с успехом и, вытащив из красной с золотым теснением «на подпись» папки акт внедрения, жестом фокусника положил перед Колпаковым.
Геннадий повертел солидный, украшенный подписями и печатью бланк.
— Значит, это липа?
— Боже упаси! — ужаснулся главный инженер и стал чем-то похож на своего друга Писаревского. — Какая же липа, если создан участок, идет работа, все документы и фотографии соответствуют действительности! Вот посмотрите!
Он открыл свой экземпляр отчета, показал снимок: симпатичная девушка и старательные ребята работают на установке Колпакова.
— Разве это фотомонтаж?
Колпаков подумал, что у сидящего напротив вальяжного человека своеобразное представление о правде, но тут друг Писаревского устало, как артист, отыгравший трудную роль, бросил отчет на полированную столешницу и укоризненно глянул ему в глаза.
— Честно говоря, я вас не понимаю. Вы чем-то недовольны?
Взгляд был умным и испытующим.
— Да нет, это я так… Спасибо за помощь.
Колпаков спрятал в «дипломат» внушительный документ, напомнивший на миг Илью Сергеевича и его «детские рубли» с уточками. Нет, скорее иное…
— Это другой разговор. Я уж огорчился: думал, вы получили не то, что хотели… Счастливого пути, Писаревскому привет.
«А действительно, что я рассчитывал получить? — думал Колпаков, спускаясь по довольно узкой с крутыми ступенями лестнице. — Как тот жадный и темный дед — настоящие деньги из волшебного ящичка? Так не бывает: что положишь, то и возьмешь…»
Хорошее настроение улетучилось бесследно. Странно — ведь очередная цель достигнута.
Перед отъездом он зашел в спортивное издательство, где оставлял свою рукопись. Редактор отрицательно покачал головой.
— Нам это не подходит. Не думаю, что его примут где-нибудь в другом месте. Наш рецензент — автор нескольких книг по самбо, в том числе его боевым вариантам, сказал, что это инструкция по членовредительству, не больше. Я с ним полностью согласен.
По дороге на вокзал Колпаков швырнул пособие в топку асфальтового котла. В поезде он спал двенадцать часов кряду, а оставшееся время оцепенело смотрел в окно.
Переступив порог квартиры, Колпаков ошарашенно замер. Голые стены, пустые полки серванта, сиротливо лежащие у припорошенного пылью трюмо Ленины тапочки.
Эта деталь сразу сбила первую мысль, что их залили верхние соседи, и вторую — что их обворовали. Он открыл шкаф, одежды жены там не было: халатик, несколько платьев — и все. Прошел в комнату, кабинет, на кухню — искал прощальную записку, но ничего не обнаружил.
Сел на диван, машинально отметив, что такой финал семейной жизни его не очень удивляет. Лена не любила объяснений, не терпела сцен прощания. И знала наверняка, что он не будет спорить из-за имущества. Могла бы, конечно, написать о причинах своего решения. Впрочем, писать она тоже не любила.
А причины… Самому себе он мог признаться — Лена никогда его не любила. Вначале просто терпела, потом заинтересовалась экзотическими способностями и теми возможностями, которые они обещали, и, наконец, решила, что он — подходящая партия. Все было учтено, рассчитано, взвешено. Сухая математика и холодная логика стояли у колыбели их брака. Любовь… Смешно!
Правда, он иногда любил ее, и надо сказать, что она умело этим пользовалась. Колпаков вспомнил, с какой обыденностью она пустила его к себе в постель, не очень-то скрывая, что сделала это в благодарность за оказанную услугу… Да и потом сколько раз его коробила откровенно практичная направленность помыслов и поступков супруги…
Все силы в одну точку, чтобы добиться цели. Надо сказать, что она в совершенстве освоила этот принцип. И не только она… Все ее окружение — молодящиеся, «умеющие жить» приятельницы, считающая себя всемогущей Зверева, другие: Писаревский, его столичный приятель, искушенный Клепиков, который наверняка упразднит новый участок, едва успев доложить начальнику о выполнении распоряжения…
Все эти далекие от Системы люди использовали принцип, который посвященные считали откровением, и использовали умело, со знанием дела…
В замке повернулся ключ.
— Ты уже приехал, Генчик? А я спешила, ушла раньше… Где же ты?
Лена заглянула в кабинет. С улыбкой.
— Что же ты молчишь?
Подошла, поцеловала, села рядом, обняла… Что происходит?
— Жалко, не успела на вокзал… Как съездил?
Она отодвинулась, разглядывая мужа, нахмурилась, оживление исчезло.
— Неприятности?
— Где ковры, посуда, твои вещи? Что происходит в доме?
— Отнесла к маме. Тут знаешь какая поднялась паника: указ, конфискация… Я и убрала самое ценное. На всякий случай.
Лена снова улыбалась, она была довольна собой и ожидала похвалы — за предусмотрительность и самостоятельность. Клавдия ее непременно бы похвалила.
«Мужья приходят и уходят, а вещи остаются», — мрачно подумал Колпаков.
— Я думал, ты меня бросила.
— Бросила? Ну, ты даешь! Ну, придумал!
Жена хохотала от души, и Колпаков, чувствующий, как спадает владевшее им напряжение, не мог понять, что же он сказал такого смешного.
На следующий день Колпаков встретился с Окладовым, тот рассказал о событиях, происшедших за время его отсутствия.
— Того парня, что совершил убийство в Зеленом парке, поймали! Оказался ничейный — из «дикой» секции. Поспорили с приятелями насчет эффективности низкой стойки, убивать не хотел, говорит — случайно получилось…
«Так я сразу Крылову и сказал», — подумал Колпаков.
— …Шум в городе поднялся, пошли письма во все инстанции, чтобы карате вообще запретить, — с горечью говорил Окладов. — Ну, разве можно по одному случаю судить?
— Там один случай, здесь один — много всего их набирается…
Окладов глянул удивленно: Колпаков первый раз не соглашался с ним в этом вопросе.
— Да, Рогов умер…
— Как?!
— Несчастный случай: забыл закрыть газ…
Собственно, Колпаков подсознательно ожидал чего-то подобного, но мрачное известие сильно испортило настроение. Нужно было поговорить с ним по душам, остановить. Не у ларька приема посуды, тогда было уже поздно. А вот после встречи на набережной или еще раньше, когда он только пошел в разнос. Не помогло бы? Но ведь ты привык добиваться поставленных целей! Да нет, бесполезно. Не тот Рогов человек, чтобы слушать чьи-то советы. Он сам выбрал путь и прошел его до конца.
