В слове «домой» был тонкий политический расчет: напомнить отцу, что он сам не раз заявлял: это поместье — ее дом. Тогда вопрос, зачем она приехала, вообще неуместен: человек домой вернулся, что в этом особенного?!
— Ладно, — добравшись до второго этажа, отец жестом отпустил ее и добавил вслед: — Ужин через двадцать минут, не опаздывай!
За ужином, кроме них с отцом, присутствовала Кристина и еще парочка «людей свиты»: Стив и какой-то незнакомый бойкий парень лет тридцати. При других обстоятельствах она непременно пококетничала бы с ним, но сейчас выходить из образа «папиной пай-девочки» не хотелось.
Разговор велся на самые общие темы: о погоде, о футболе; Бруни внесла свою лепту, рассказав об антикварном столике, который купила на провинциальном аукционе. Отец категорически запрещал за столом деловые разговоры, считая, что они вредят пищеварению.
Доев десерт, он сделал знак горничной:
— Кофе я попью в библиотеке, а Мелли за мной поухаживает. — Встал, положил салфетку. — Пошли!
Последнее было адресовано ей. Бруни вскочила и устремилась за ним.
Отлично, отец решил разговаривать с ней в библиотеке! Значит, настроен мирно — ругаться он всегда предпочитал в кабинете.
— Ну, так чему я обязан этим визитом? — поинтересовался он, усаживаясь в кресло.
— Понимаешь, папа, я вчера как раз вернулась из круиза — кстати, спасибо тебе огромное, все прошло очень хорошо… и я потом еще в Ницце побывала… — Бруни ждала какой-то ответной реплики, чтобы подхватить ее и увести разговор в сторону, но отец лишь кивал, издавая неопределенное хмыканье, похожее на «Угу». — И вот я решила — дай, думаю, приеду…
Папаша в очередной раз хмыкнул и вздохнул.
— Слушай, Мелли, сколько лет я тебя уже знаю?
— Двадцать пять, — честно сказала Бруни.
— Ну так, может, хватит? Зачем ты приехала?
Она тоже вздохнула, набирая воздух.
— Ты знаешь, что у Филиппа умерла жена?
— Да, я уже послал венок. Не повезло парню.
— А от чего она умерла? Автомобильная катастрофа?
Отец как-то странно посмотрел на нее.
— Сомневаюсь.
— Ну вот, я подумала, что он со мной все-таки работает… может, мне тоже стоит на похороны пойти, а то неудобно… я с ним общаюсь много… и…
Бруни понимала, что пора кончать нести чепуху — все равно отец не верит ни единому ее слову — и испытала даже какое-то облегчение, когда он, вклинившись в ее мямленье, спокойно спросил:
— Он что — твой любовник, что ты за ним так бегаешь?
Сначала она хотела возмутиться, начать все отрицать, но потом подумала — зачем? Он все равно не поверит. Лучше сказать правду…
— Нет… не любовник, я бы это так не назвала. Но он… не выставляет меня за дверь, если я прихожу к нему ночью. А днем ведет себя так, будто ничего и не было. Прихожу — прихожу, а нет, так и не надо… — Она замотала головой, сморгнула слезу и удивилась — чего вдруг слезы выступили?
Отец поморщился — то ли заметил слезы, то ли ему просто не по душе была подобная откровенность. Но сам же спросил!
— Ты знала, что он женат?
«А если бы и знала — ну и что, в конце концов?!» — мысленно огрызнулась Бруни, а вслух ответила:
— Нет. Он вообще почти ничего о себе не говорил. — Тут же добавила, чтобы восстановить справедливость: — Но я и не спрашивала… А кто была его жена?
— Художница.
— Художница?!
В первый момент она подумала, что ослышалась — настолько это слово не вязалось с Филиппом… хотя в свое время для нее было неожиданностью и то, что он закончил Сорбонну.
— Да, художница. Линнет Дейн. Говорят, талантливая — во всяком случае, картины ее пользовались успехом, было даже несколько выставок. Но после этого несчастья ни о каких картинах и выставках, конечно, речи уже не шло.
— Какого несчастья?!
— У нее было кровоизлияние в мозг. И она… в общем, никого с тех пор не узнавала, говорить не могла. Последние два года она в психиатрической клинике лежала.
— Господи… Господи, он мне никогда ничего об этом не говорил!
— Да, он парень не из болтливых.
— У него и дети есть?
— Дочка. Маленькая совсем, года два. У жены его это как раз во время родов произошло.
— Господи… — Больше Бруни ничего выдавить из себя не смогла.
— Тебя, наверное, беспокоит, вернется он после похорон в Мюнхен или нет? — продолжал между тем отец. — Я пока не могу тебе на этот вопрос ответить. Дай ему придти в себя, потом можно будет об этом разговаривать.
До сих пор эта мысль как-то не приходила ей в голову. Казалось само собой разумеющимся, что Филипп побудет здесь немного, а потом они вместе полетят обратно в Мюнхен. Но сейчас она поняла: он действительно может не вернуться…
Внутри все оборвалось. Как же так?!
Ведь она так привыкла к нему! К тому, что он всегда где-то рядом, и можно в любой момент пойти и спросить у него что-то, посоветоваться — да и просто поговорить! И кто теперь будет водить машину? И…
Возможно, отец что-то прочитал на ее лице, потому что сказал:
— Слушай, держись от него подальше сейчас. И не ходи ни на какие похороны — ты у нас никогда особым тактом не отличалась, а ему и без того плохо.
— Да я… (Он что, считает, что она вообще идиотка ненормальная и пойдет на кладбище, чтобы сцены там Филиппу закатывать?!) Да, папа.
Отец кивнул, словно подводя итог, и заговорил о другом:
— Видел журнал. Поздравляю. Действительно рад. Вот уж не думал, что из твоих этих штучек что-нибудь дельное получится. Но могу только поздравить!
В другое время Бруни, наверное, обрадовалась бы (и тут же разозлилась бы на подобный «комплимент»), но теперь лишь вяло улыбнулась и кивнула:
— Спасибо, папа.
Она была уже у двери, когда услышала сказанное вслед:
— Мелли, я тебя прошу… Не лезь сейчас к нему и не трогай его.
Бруни знала, что отец не поймет. Он никогда ее не понимал.
Звуки траурного марша она услышала еще от входа на кладбище. Сначала дрожью в воздухе, слабым отзвуком, до нее донеслись мерные удары барабана, и лишь потом она уловила доносящуюся откуда-то издалека музыку.
Узнать, где и когда будут хоронить художницу Линнет Дейн, оказалось нетрудно — на следующее утро, проглядев раздел траурных объявлений «Бостон глоб», Бруни сразу наткнулась на нужное ей объявление.
Что бы там ни говорил отец, она не хотела, чтобы Филипп заметил ее — поэтому надела черное платье, черную шляпку с закрывающей лицо вуалью и туфли на низком каблуке; собрала волосы в пучок и спрятала под шляпку. Подъехала к боковому входу на кладбище, отпустила такси и пошла на звуки духового оркестра, надеясь, что они приведут ее туда, куда надо.
