Она уже не пыталась придать своему монологу характер светской беседы, стремясь до прихода Амелии выложить как можно больше грязных подробностей:
— Вот то соревнование, о котором я тут упоминала — знаете, что на самом деле имелось в виду?! Наша Мелли поспорила, что она успеет за перемену так сказать… удовлетворить орально дюжину парней. Двенадцать человек! Прямо в школьном туалете!
Филипп никогда не считал себя ханжой и думал, что у него достаточно крепкий желудок. Но когда он представил себе четырнадцатилетнюю девочку, стоящую на коленях среди толпы гогочущих подростков с расстегнутыми ширинками, ему стало элементарно нехорошо.
— …Кончилось для малышки Мелли это все, конечно, печально, — вопреки смыслу произносимых слов, сочувствия в голосе Катрин не было ни на цент. — Как-то, в феврале, кажется, она прямо на уроке в обморок упала, ее на «Скорой» увезли, и больше мы ее не видели. Ходили слухи, что она аборт неудачно сделала. Скандал, конечно, получился жуткий. Отец ее приезжал, мистера Рейнольдса, директора нашего, через месяц уволили. Ну он-то чем был виноват, если Мелли…
За ее спиной Филипп видел идущих к столику Амелию и Брайана, но Катрин не замечала ничего. На лице ее было написано злобное наслаждение — видимо, она полагала, что сейчас разрушает для ненавистной соперницы надежду на счастливую семейную жизнь.
Очевидно, именно это опьянение собственными разоблачениями и подтолкнуло ее, пренебрегая элементарным чувством самосохранения, встретить Амелию словами:
— А ты, похоже, еще больше выросла за эти годы? Зачем же ты носишь туфли на высоком каблуке? — И, не замечая раздувшихся ноздрей баронессы, с упоением продолжить: — И, дорогая, ты, оказывается, ничего не рассказывала Филиппу о своих школьных годах! Некоторые подробности были для него просто откровением!
Филипп был уверен, что, не перехвати он руку Амелии, потянувшуюся к стакану с коктейлем — и через секунду изрядная порция спиртного вместе со спиралькой из лимонной кожуры оказалась бы выплеснута в лицо шатенке.
Продолжая удерживать рвущуюся к стакану руку, он заметил самым великосветским тоном:
— Амелия не слишком любит упоминать о том времени, и теперь я ее понимаю. Она говорила, что ей какое-то время пришлось учиться среди «белого отребья» — но я и не подозревал, что это было настолько ужасно! — Он намерено выделил голосом оскорбительный термин, который был в ходу у южан.
Ему показалось, что даже музыка словно запнулась и сделалась почти неслышной — так тихо вдруг стало за столиком.
Зажатая в его ладони рука прекратила сопротивление и замерла. Краем глаза он увидел приоткрытый рот Амелии, ее глаза — чистейшее, неподдельное удивление — и, продолжая, наращивая натиск, спросил:
— Катрин, неужели вы до сих пор ей завидуете — столько лет уже прошло!
— Чему мне ей завидовать? — гневно вскинулась шатенка.
— Красоте, обаянию… Тому, как она нравится мужчинам. Или все дело в той давней истории с Брайаном?! Неужели вы до сих пор не можете забыть это подростковое соперничество и подростковые переживания?
Брайан, словно разбуженная сова, молча хлопал тяжелыми веками — похоже, он еще не осознал, насколько их с женой сейчас оскорбили.
— Пойдем, дорогая, мне что-то не хочется здесь больше находиться! — Филипп потянул Амелию за руку. Он боялся, что, не успев растратить боевой пыл, она заартачится и захочет добавить к его словам какой-нибудь «красочный штрих», но она молча встала и пошла к выходу. Лишь отойдя от столика метров на пять, оглянулась — он мог только предполагать, какую она скорчила Катрин рожу.
Глава шестая
До самой машины она молча цокала каблучками рядом. Филипп даже подумал, что какая-то она уж слишком послушная и тихая, отпустил ее руку, собираясь открыть дверцу — и тут Амелия внезапно схватила его за плечи и развернула к себе, прижав спиной к машине.
— Ты меня защитил, да?! Защи-итил! — Она кивала в такт своим словам и прерывисто дышала; лоб наморщился, словно ей было больно. — Зачем?! Меня никто никогда в жизни не защищал — а ты полез защищать?!
Ему показалось, что сейчас она ударит его, но у самых губ вдруг оказалась нежная, пахнущая духами щека.
— Филипп… — Руки больше не держали его за плечи, а обвились вокруг шеи. — Филипп, милый! — Амелия потерлась об него лицом, поцеловала в скулу…
— Чего ты, чего, — от неожиданности глупо пробормотал он.
Она отстранилась, глядя на него ошалелыми, полными слез глазами.
— Ты чего?! — повторил Филипп.
— Знаешь, мой папаша, когда в больницу приехал — я его так ждала, а он только на меня наорал, — непонятно сообщила она. — А ты вот, ты!.. — снова поцеловала его в висок.
Со стороны они, наверное, выглядели как влюбленная парочка, но Филипп не чувствовал в ее поведении ни малейшего сексуального подтекста — Амелия скорее напоминала перевозбудившегося ребенка, готового в любую секунду разразиться слезами или смехом.
— Да ну, — он погладил ее по голове. — Сама же говорила — мы с тобой вроде как друзья.
— А ты сразу понял, что она стерва, да?!
— Еще бы не понять — ты так ее испугалась!
— Ничего я не испугалась! — она возмущенно сверкнула глазами. — И не думала даже! Наоборот, когда ее увидела, первым желанием у меня было прическу ей попортить!
Зная характер баронессы, в это нетрудно было поверить. Но Филипп помнил тот, первый, испуганный и беспомощный взгляд и влажную руку, вцепившуюся ему в ладонь.
— Ну ты и без меня ей здорово выдал! — рассмеялась она.
Всю дорогу Амелия трещала без умолку:
— Думаешь, чего я за ее столик пошла?! Я ей хотела свинью подложить — Брайана увести, Думаешь, не смогла бы?! Ха, еще как! Он, когда танцевать со мной пошел, все говорил «Давай завтра встретимся!». Если бы я ему сказала, что поехали прямо сейчас — он бы на все плюнул и поехал, можешь не сомневаться! А она бы пусть бегала, нас искала! Тоже мне, красавицей себя считает — а сама на морду коза козой!
— И что — передумала?! — спросил Филипп.
— Да э-э, — она сделала ртом такое движение, словно ее вот-вот стошнит, — перехотелось. Противно стало. Ну и кроме того, подумала, что ты рассердишься, если я смоюсь, пока ты с этой сукой танцуешь, — добавила она и снова залилась смехом: — А во был бы финт — представляешь?! Завезти его в какой-нибудь мотель в пригороде и удрать!
К тому времени, как они добрались до «Стайла», Амелия разговаривала уже нормально, без нервного смеха и излишней жестикуляции, и ни о Катрин, ни о Брайане больше не упоминала. Сразу ложиться спать она, разумеется, не собиралась: одиннадцать часов — «время детское!». Вместо этого позвонила и заказала кофе, включила телевизор, сделала себе коктейль и принялась бродить по комнате со стаканом. Предложила коктейль и Филиппу — он отмахнулся и ушел в ванную.
