— Смотри, сколько всякой вкуснятины!
Филипп сел рядом, по ее примеру взял крылышко и макнул в соус, отломил кусок булки. Есть хотелось зверски.
Баронесса облизала пальцы и пошарила глазами по столу.
— Попробуй мясное желе — смотри, какое красивенькое! — Кубики мясного желе и впрямь сверкали на блюде, будто осколки темного хрусталя. — На вот! — Подцепила пальцами кубик, потянулась к Филиппу — желе выскользнуло и шлепнулось ему на грудь, развалившись на обломки.
— Ты что делаешь!.. — дернулся он.
На лице у Амелии расплылась довольная улыбка.
— Ничего, ща-ас ты у меня будешь чистенький! — она со смехом толкнула Филиппа в плечи, опрокидывая его на спину. — Вот здесь у нас кусочек застрял… — Горячий быстрый язык пробежал по груди, оставив влажную дорожку; острые зубки мимоходом царапнули сосок. — И здесь… Мурр!..
Отрубился он мгновенно, окончательно и бесповоротно, словно рухнул в какой-то колодец или в яму с дегтем — и вынырнул, понятия не имея, сколько проспал, и в первый момент даже не понимая, где находится.
За окном было темно, в комнате тоже. Лишь из приоткрытой двери ванной пробивался узким лучиком свет.
По мере того как прояснялось в голове, недавнее прошлое все четче вставало в памяти. Они с Амелией занимались любовью, потом поели, пили вино — прямо из горлышка, лень было идти в гостиную за бокалами; она смеялась и говорила, что так даже вкуснее. Потом снова оказались в постели…
Интересно, где она? В ванной — непохоже, ни плеска воды, ни шороха… Ушла куда-то?!
Он рывком вскочил и распахнул дверь в гостиную.
Баронесса сидела в кресле и что-то увлеченно рисовала в блокноте. Рядом с ней стояла бутылка от вермута и тарелка с ошметками лимона.
— Ну что — проснулся?! — подняла она голову. Ехидно фыркнула: — Ну и видок у тебя!
Холодный, больно исхлеставший кожу душ привел его в норму. Собрав валявшееся на полу белье, Филипп сложил его в корзину и полез в шкаф за новым; на минуту задумался, что лучше надеть, костюм — или, для разнообразия, слаксы с джемпером (вот Амелия удивится!)
Заговори о черте… в данном случае хватило и подумать — она тут же, словно ее звали, появилась на пороге.
— Слышь, поехали танцевать!
— Че-его?!
— Танцевать! Ты в Париже все знаешь — где тут самое крутое место, чтобы поплясать можно было? Или прямо в «Локомотив» двинем?
Несмотря на выпитую бутылку вермута, на ногах она держалась крепко, настроение у нее было преотличное.
— Тебе же завтра на буклет сниматься — к половине девятого у стилиста нужно быть, — напомнил Филипп.
— Ну и что?! Еще только полдесятого — время детское! О, и давай Рене возьмем, что ей одной в номере сидеть?!
Рене была в номере не одна — нежданно-негаданно, на пару дней раньше, чем обещал, вернулся Тед. Узнав, что Амелия приглашает их в «Локомотив», он сразу загорелся этой идеей.
— Наконец-то мы сможем по-настоящему познакомиться, — заявила ему баронесса, — Рене мне про тебя все уши прожужжала. — Обернулась к подруге: — Ну давай одевайся! Не наряжайся особо, надень свитер и брюки, в самый раз будет!
Хотя Рене улыбалась, но Филиппу показалось, что она чем-то расстроена, да и ехать ей не слишком хочется. Тем не менее она послушно ушла и минут через пятнадцать появилась в серых брюках и сиреневом жакете поверх белой водолазки.
Все это время баронесса рассказывала Теду про свою будущую выставку. Стоило ему ненадолго уйти в спальню — залезла в бар, налила себе порцию джина и выпила.
В «Локомотив» они поехали вчетвером — телохранитель Рене остался в номере. Как заявила Амелия:
— На что он вам? Пусть сидит, собаку стережет! Двое мужчин — неужели вы нас не защитите в случае чего?! — Последняя фраза, как и кокетливая улыбка, предназначались Теду.
Филипп знал, что флиртовать с любым более-менее приемлемым мужчиной для Амелии так же естественно, как дышать, не предполагал только, что «мишенью» для подобного флирта может стать и Тед. Но Рене, очевидно, знала подругу лучше — теперь было понятно и ее плохое настроение, и нежелание ехать на дискотеку.
В такси Тед сидел между двумя женщинами; обнимал за плечи Рене, но голова его была повернута к Амелии. Баронесса со смехом выспрашивала, каково это быть частным детективом, и упрашивала рассказать что-нибудь «интересненькое».
Сидя рядом с водителем, Филипп то и дело поглядывал в зеркальце. Не на нее — на Рене. Та сидела очень пряменько, улыбалась скупой вежливой улыбкой, но если бы это была Линнет, он бы при первой возможности отозвал ее в сторону и спросил, почему у нее такие несчастные глаза.
Если бы это была Линнет… да он бы и не взглянул в сторону другой женщины — сидел бы, держал ее за руку и нашептывал ей на ухо все те ласковые слова, которые ему так давно уже некому было сказать.
Линнет… имя твое — как перестук капель весеннего дождя. Линнет…
«Локомотив» встретил их обычным шумом, пестро разодетой публикой и вспышками разноцветных огней. Филипп бывал здесь всего несколько раз и ориентировался не слишком хорошо, но Тед уверенно кивнул на боковую лестницу:
— Пошли туда. Я тот зал больше всего люблю.
Лестница привела их на балкон. Вдоль стены тянулась стойка бара, а через перила открывался вид на расположенную ниже танцплощадку. Звучала медленная мелодия, и публика, раскачивающаяся в такт музыке, показалась Филиппу похожей на пестрое варево, которое кто-то помешивает гигантской поварешкой.
Заметив несколько свободных табуретов у стойки, он подтолкнул баронессу туда. Садиться она не стала — прислонилась к стойке и махнула бармену:
— «Водка-Мартини»!
Медленная музыка сменилась быстрой и ритмичной.
— Ну что, — сказал Тед, — встречаемся здесь, в баре? — Протянул Рене руку: — Пойдем?! — Но та испуганно отступила:
— Нет, я… не умею…
Амелия, которая нетерпеливо отбивала ритм носком сапожка, тут же схватила его за руку.
— Пошли, пошли! — потянула за собой в сторону лестницы. — Она действительно не умеет, не мучай зря человека. Я еще со школы… — Последние слова прозвучали неразборчиво.
Рене проводила их взглядом и залезла на табурет. Почувствовала, что Филипп на нее смотрит, подняла голову и улыбнулась, вежливо и дружелюбно.
— Увы, я действительно плохо танцую.
— Я тоже, — улыбнулся в ответ Филипп. — Вам заказать коктейль?
— Да.
— Какой?
— Не знаю…
Он заказал «Шампань-коблер» — Рене кивком поблагодарила.
Внизу, на площадке, было почти темно — лишь с потолка серебристыми конусами били лучи прожекторов, блуждая по пляшущей толпе. Различить в таком освещении Амелию или Теда было невозможно.
