– Идем со мной, – говорит она.
Я стараюсь идти с ней в ногу. Я должен быть в мастерской по строительству змеев через несколько минут, и я уже понимаю, что обязательно опоздаю. Мало того, у меня появляется подозрение, что я вообще не попаду в мастерскую.
– Дело в тех цифрах?
Она молча кивает в ответ. Мы останавливаемся у здания, в котором я еще не был, она нажимает кнопку лифта. Дверь открывается, но я не уверен, что хочу заходить.
– Это связано со смертью Гессы?
– Нет, это связано с тобой.
ПАНДОРА
Мы с Исааком занимаемся контролем над дикой природой, наша задача – создавать периметр безопасности вокруг наших лагерей. Мы уничтожаем растительность с помощью волоконного спрея «Аргос». Темные, похожие на веревки полосы, которыми мы покрываем листья, выглядят столь же естественно, как скорпион, преподающий йогу, но это помогает бороться с бурной растительностью. Только так мы можем не подпускать к нашим жилищам ягуаров и удавов боа.
Сейчас мы в Ману, Перу, я никогда раньше не бывала в этой части Амазонки, ни в нашем необъятном реальном мире, ни в ГВР. Захватывающее зрелище. Если бы я приехала сюда в отпуск, уверена, мне бы очень понравилось. Но сейчас мне предстоит работа, у меня кружится голова, а по телу струится пот. Меня беспокоят вовсе не воздух и жара, а мысль, что сейчас я нахожусь совсем близко от дома. За восемнадцать лет я ни разу не была так близко от него. От этого у меня начинаются спазмы в животе.
В ГВР я нередко посещаю Бразилию, меня влечет инстинкт сродни инстинкту лосося, которого тянет к месту рождения. Рио – замечательное место для развлечений. Мой дом – Сан-Паулу, я провела там первые пять лет своей жизни и почти всегда проводила каникулы и праздники, правда, не в реальном мире. Я чувствовала себя там уютно, безопасно и беззаботно. Словно Элли на маковом поле – никаких злых волшебниц.
Там живут мои родители. Мой отец – коронованный принц в империи деда, он занимается превращением всех женщин мира в красавиц. Сам он очень обходительный, очень элегантный мужчина, он мог бы стать великолепным дипломатом или шпионом. Моя мать, бывшая его пациентка, повернулась на социальной деятельности, она постоянно устраивает званые ужины и марши протеста, всегда занята разработкой следующего перспективного проекта. Я люблю их навещать, не важно, что мы не можем обсуждать что-то серьезное, не важно, что они обращаются со мной так, словно мне все еще нет двадцати, ведь «Гедехтнис» не программировал их на взаимодействие с взрослой дочерью.
Когда я обнаружила, что они – всего лишь интеллектуальные программы, я поняла, как расчетливо «Гедехтнис» запрограммировал мое воспитание, как они ловко подталкивали меня к обычному для подростков бунту против семейного бизнеса, умело направив мои усилия в традиционную медицину. Мне пришлось много спорить с отцом и дедом, ведь я была уверена, что стану спасать человеческие жизни, вместо того чтобы пытаться сделать лица красивыми. От всего этого остался неприятный привкус во рту, но я справилась, я уважаю свою виртуальную семью и друзей, кем бы они ни были.
Интересно, они созданы по образу конкретных людей? Когда мне исполнилось восемнадцать, у меня появилась возможность это выяснить, Хэллоуин освободил меня и выпустил в настоящий мир. Когда-то мы поделили континенты, и я выбрала себе Южную Америку, тогда мне пришлось поехать в настоящий Сан-Паулу, и не только потому, что там располагалась лаборатория «Гедехтниса», но еще и потому, что мне нужно было увидеть город своими глазами, сравнить его со столь любимой мной виртуальной версией.
Для меня Сан-Паулу – это веселье и суп из пираньи. Радость, свобода и чуть-чуть опасности. В реальной жизни города больше нет. Мой Сан-Паулу – бесконечная линия небоскребов. Реальный Сан-Паулу разрушен, небоскребы обветшали, обвалились и превратились в руины. Большая часть города сгорела, ямы в земле зияют, словно раны. В моем Сан-Паулу есть замечательный парк «Ибирапуэртэ», там я с большим энтузиазмом играла в футбол, а когда подросла, стала тренировать команду. В реальном мире парк зарос, исчезли дорожки и тропинки. Теперь в нем властвуют крысы и остромордые гадюки. Все люди умерли. Так много умерших… Я никогда не смогу привыкнуть к оставленным без захоронения детским скелетам, полуистлевшим останкам мальчиков и девочек, таких, как мои товарищи, с которыми я росла в ВР, которых я учила. Опустел не только Сан-Паулу, опустел весь мир. Но как пострадал мой дом! После Черной напасти, после землетрясений самый большой и самый красивый город Южной Америки превратился для меня в ад.
Лаборатория «Гедехтниса», расположенная там, стала уродливым курганом из строительного мусора. Понадобятся годы, чтобы разобрать его, но я этого делать не буду. Я никогда не вернусь туда. Слишком больно видеть разоренным свой собственный дом. Лучше уж симуляция. Теперь она превратилась в памятник реальному городу. Я могу прийти туда, зажечь свечки в церкви вместе с отцом или отправиться в виртуальную синагогу с мамой, и, несмотря на мой агностицизм и их виртуальность, мы вместе молимся за души погибших.
Однажды мы молились вместе с Исааком. В реальном мире, потому что он категорически отказывается заходить в ВР. Я никогда не поеду в настоящую Бразилию, а он никогда не вернется в ГВР, как Хэллоуин никогда не покинет Северную Америку. Мне кажутся смешными все эти наши фобии. Правда, для них это скорее принцип, а не страх.
– Десять часов, – говорит Исаак, показывая куда-то вверх. Но это не мартышка, а гигантский муравьед, закусывающий листоядными муравьями. Его розовый липкий язык захватывает сразу несколько штук. Мы встречаемся глазами с серым беззубым существом, он замирает, но я вижу, что это не страх, а любопытство и приязнь, словно для него нет ничего лучше, чем стать нашим питомцем. Но прежде мы чертим между ним и нами линию безопасности, завершая создание периметра. Наших обезьян пока нигде не видно.
Их непросто будет выследить.
– Они совсем крошечные, – говорит Исаак, рассматривая горизонт с помощью инфракрасных линз. – Самые мелкие из известных нам. Весят, наверное, унции четыре. Такая умещается на ладони.
– Плохо, что они такие маленькие.
– Зато крупных труднее ловить.
– Будем надеяться, что они здесь. Закончив с периметром, мы возвращаемся к коптеру, чтобы выпустить детей. Когда мы уходили, племянницы усердно трудились над проектами по теме «История жизни», домашняя работа, поиск в «Сторикор». Сейчас они болтают с Мутаззом, все три девочки считают его весельчаком, они помнят его еще с прошлого визита до смерти Гессы. Это потом он превратился в сурового религиозного фанатика. Сейчас Мутазз улыбается, он извиняющимся тоном говорит, что смерть Гессы лишь подтвердила, что мы беззащитны перед гневом Господним.
– Он убил миллиарды, а мы не боимся его, не подчиняемся его законам.
– Мне очень жаль, что я мешаю вам, однако, боюсь, требуется ваша помощь.
Они подхватывают снаряжение и выскакивают из коптера. Перу восхищает их.
