Вскоре Петрович уже входил в комнату. Вода так и текла с него, но он казался очень довольным.
— Судья задумал что-то еще, — сообщил он. — Я немного проследил за ним. Он ожидает, когда вы уснете.
Я вспомнил про взрыв в конюшне, и мне стало тревожно.
— Всем надо немедленно уходить!
Петрович сходил в конюшню за Закатом, и мы ушли подальше в лес. Я завернулся в одеяло и лег под кустом. Петрович стоял рядом и сторожил. Ему было все равно — сидеть, стоять или лежать. Небо уже начинало светлеть, одна за другой гасли звезды. Вскоре я уснул. Больше меня никто не тревожил.
Глава 17. Человек против автомата
Зеленое солнце Изумрудной уже поднялось над вершинами деревьев, когда я открыл глаза. Капельки росы на траве перед моим лицом зажглись зелеными огоньками. Десятиногая букашка неторопливо карабкалась вверх по травинке, покачивая длинными спиральными усиками. Невдалеке слышалось фырканье коня. В шаге от меня стоял Петрович — смотрел на утро всеми четырьмя глазами, впитывал информацию и стерег мой сон.
Пробуждение было быстрым и ясным. Прыжком поднимаясь на ноги, я уже чувствовал, как во всем теле играет нерастраченная сила. Впереди меня ждали бой, успех, слава, любовь и бесконечно долгая удивительная жизнь. От всего этого меня отделяло только копье Рюделя. Но если бы все копья Вселенной преграждали сегодня мой путь, утро не показалось бы мне менее прекрасным.
— Здравствуй, Петрович! — закричал я от избытка чувств. — Ну как — свалим мы сегодня Рюделя?
Петрович был машина точная. Он ответил мне, что вдвоем мы Рюделя, безусловно, свалим, но по правилам я должен сделать это один. Еще он сказал, что недавно в той стороне, где оставался покинутый нами дом, поднялось большое зарево, как от пожара, что со спутника мне пожелали успеха, но будить не велели и что сигналов, которые он постоянно засекал в эфире, сегодня совсем нет.
— А вчера вечером впервые прошло пять сигналов подряд, — добавил он для полноты сообщений.
Но меня не интересовали сигналы из радиохрама. Бой, бой, бой — вот чем были полны мои мысли.
На Ристалище мы прибыли задолго до начала схваток, чтобы я смог без помех размяться. Фей и его товарищи ожидали меня.
— Ты был прав, — тихо сказал мне Фей. — По дороге сюда я прошел мимо нашего дома. Его уже нет — он сгорел Дотла.
— Мы и это припомним судье, — пообещал я. Я был сыт по горло взрывами, поджогами и отравления-ми, поэтому решил не приближаться к отведенным мне помещениям, где меня мог ожидать очередной рюделевский сюрприз. Я распорядился сложить все свои доспехи не в раздевалке, а прямо на краю поля, на виду у всех. После этого я с Петровичем направился к трибунам, на которых уже начали собираться наиболее нетерпеливые зрители.
Под трибунами было сыро и сумрачно. Сверху раздавались шаги, через щели сыпался мусор. Я встал возле входа в судейскую ложу и вдруг заметил бравого ресторатора, который спешил куда-то с озабоченным видом. Увидев меня, дядюшка Теодор смутился, глаза его забегали, и он постарался прошмыгнуть мимо. Но я ухватил его за плащ и остановил.
— Ты пришел посмотреть, как я выполню свое обещание? — спросил я ласково, продолжая держать его за полу плаща. — Теперь уже недолго ждать. Да, кстати, я все хочу тебя спросить: где ты раздобыл такого великолепного коня?
Дядюшка Теодор, красный как рак, молча тянул плащ.
— Почему ты молчишь? Ведь я могу подумать, что он добыт нечестным путем.
Побагровевший ресторатор все дергал свое одеяние, губы его шевелились, но издаваемые им звуки были абсолютно бессвязными.
— Ба, что я вижу! Да у тебя под плащом целый арсенал! А мне казалось, что сюда могут приходить с оружием только кавалеры. Как я ошибался! Надо будет рассказать стражникам о своем заблуждении. Что? Ты не хочешь?
Тут дядюшка Теодор так рванул плащ, что тот затрещал. Тогда я разжал кулак.
— Я пошутил. Иди занимай хорошее место. Только послушайся моего совета: забудь про свои игрушки. — Я кивком показал, что имею в виду.
— Можно, я тоже скажу несколько слов? — прорезался наконец голос у ресторатора. — Будь на месте благородного кавалера кто-то другой, мы бы прирезали его так, что он и пикнуть не успел. Так что пусть кавалер идет своей дорогой.
— А могу я узнать, почему для меня делается такое исключение?
— Кавалер должен сперва свалить кавалера Рюделя… Теодор поплотнее запахнул плащ и исчез, оставив меня раздумывать над его многообещающим «сперва»…
Через несколько минут я заметил автомобиль птицеголового судьи, волочивший за собой хвост дыма, и приказал Петровичу отойти в сторону.
Судья лихо подскочил на своем драндулете ко входу и важно вышел из машины. Меня он заметил только у самой двери и перепугался так, что на него было противно смотреть.
— Я приветствую кавалера… — пролепетал он. — Сейчас ему предстоит важный бой…
Я схватил его за грудь и трахнул спиной о стену.
— Что… Что это значит? — захныкал он. — Как… Как вы смеете?
Я съездил ему по роже и с удовольствием отметил, как начала опухать и вторая его скула.
— А ну заткнись! — рявкнул я как можно свирепей. Когда бабушка говорила мне, что грубость и наглость могут оказаться здесь более действенным оружием, чем ум и логика, я не хотел ей верить. Но птицеголовый понимал только такой язык — язык силы.
— Ты сдержал слово? Где сейчас мой слуга?
— А… э… — заблеял судья. — Он… это… жив-здоров…
— Я сам знаю, что он жив-здоров. Я спрашиваю: ты сдержал слово? Петрович, сюда!
При виде Петровича глаза у судьи вылезли из орбит и отвалилась челюсть. Я покрепче прихватил его за плащ и приподнял. Он заскоблил ногами по стене и разинул было рот, но я показал ему кулак, и он умолк.
— Теперь я знаю, что ты не только судья, но и палач. Неправедный судья и никудышный палач. Но ты больше не будешь судьей — я это тебе обещаю. Ты не умеешь держать слово.
Я повернулся к Петровичу.
— Судье больше не понадобится автомобиль. Это излишняя роскошь — такому подонку ездить в автомобиле.
Петрович понял меня с полуслова Он чуть повернулся к машине — раздалось шипение, над автомобилем встало белое облако дыма, и он развалился на две аккуратные половинки. Еще белее, чем дым, стало лицо судьи От страха он начал громко икать.
— До конца схваток я разрешаю тебе оставаться судьей, — сказал я. — А после боя я подумаю, что мне с тобой делать.
Птицеголовый был перепуган насмерть, и все же я заметил, как в его глазах промелькнул злобный огонек. Я решил не оставлять ему ни малейшей надежды.
— А если я не выиграю бой… Тогда мой слуга, который нынешней ночью очень тебя полюбил, сделает с тобой то же, что и с автомобилем.
