Я гладил руку девушки и рассказывал ей о чудесах Земли, и о сидящем в железной клетке Рюделе, и о том, какие красивые глаза у одной моей знакомой девушки, которую зовут Леннада… Я сказал, что теперь она, как и все жители Изумрудной, будет жить долго-долго — не меньше ста лет, и все эти сто лет я буду около нее… Я говорил и чувствовал, как силы возвращаются к Леннаде, как глаза ее приобретают привычный блеск, глубже становится дыхание, уверенней движения.
— Вы волшебник, профессор! — сказал мне на следующий день седой врач. — Я не верю своим приборам. Моя пациентка выздоравливает буквально на глазах. Может быть, вы открыли чудесный препарат, способный оживлять умирающих?
— Вы угадали! — засмеялся я. — Вчера я сделал великое открытие. Но я ничего не скажу о нем…
ЭПИЛОГ. ПАМЯТНИК
Павел Гусев пришел ко мне без предупреждения, хмуро поздоровался, глядя в сторону. Войдя в комнату, не уселся в кресло, как всегда, а стоял точно столб, молчал и разглядывал потолок.
Он очень изменился за те дни, что мы не встречались. От его веселой суетливости не осталось и следа. Видимо, смерть Тины была для него тяжелым ударом.
— Во всем виноват я, — произнес он наконец. — Это я отдал Волшебное копье Рюделю…
Я молча смотрел на него и не узнавал в нем милого друга Пашку — веселого, беззаботного, самоотверженного. Передо мной стоял совсем чужой человек, подавленный и растерянный.
Всего месяц назад мы сидели с ним и с Тиной в этой самой комнате, смеялись и дурачились. И вот он стоит передо мной, маленький и несчастный, не смея посмотреть мне в глаза:
— Я знал, что Тина любит тебя… Но я тоже ее любил… И когда Рюдель рассказал, что ты будешь биться за нее на копьях и женишься на ней, я решил: пусть не мне и не тебе. Я отдал ему копье и рассказал, как с ним работать. Я же не знал, что он будет убивать этим копьем…
Нет, он по-прежнему ничего не понимал. Для него моя схватка с Рюделем была только битвой за женщину.
— Для чего ты пришел? — спросил я. Наш разговор был бесполезен, и его следовало кончать. — Хочешь извиниться? Разве в этом дело?
— Я знаю, ты меня не простишь. Но попробуй хотя бы понять. Я не мог уступить ее тебе! — Он почти кричал мне в лицо. — Сколько можно во всем уступать? Всё, всё только тебе одному — победы на турнирах, восторг болельщиков, улыбки женщин. Да, ты всегда первый во всем — первый в поединках, в Большом и Малом Споре, в науке, в любви! А я тоже хочу быть первым. Чтобы меня несла на руках толпа! Чтобы моему коню бросали под ноги цветы! Чтобы меня целовали красивейшие девушки! Чтобы меня, понимаешь, меня любила Тина! Чем я хуже тебя?
Я смотрел на него с изумлением. И этого человека я считал своим другом!
— Разреши, я напомню тебе одну мелочь, о которой ты, наверно, позабыл. Выиграв с твоей помощью турнир, Рюдель получал законное право вышвырнуть нас с Изумрудной, чтобы без помех установить там фашистскую диктатуру! Вот оно, твое «ни мне, ни тебе»!
— Я ведь не знал… — только и мог пробормотать Павел. Он был уничтожен.
— А что копье отдавать нельзя, ты тоже не знал? Забыл, что говорит рыцарский кодекс о равном оружии? Кстати, не ты ли помог Рюделю раздобыть робота? Я помню, ты говорил как-то, что твой брат — конструктор роботов…
Гусев повернулся и медленно пошел к двери. Вдруг он остановился и несколько секунд глядел на вазочку, в которой стояла полуосыпавшаяся красная роза, потом стремглав выбежал из комнаты.
* * *
Через несколько дней после того, как Леннаду выписали из больницы. Фей сообщил, что нас ожидают на Изумрудной.
Десантный «Гриф» опустился на хорошо знакомую мне площадь перед дворцом, и я сразу попал в объятия многочисленных друзей.
— Вот его обнимайте сколько угодно, — отбивался я, показывая на Петровича. — А нас пощадите!
Я помог Леннаде сойти с трапа — она еще недостаточно окрепла и остерегалась быстрых движений.
— Твои комнаты ожидают тебя, — сказал мне Фей.
Я знал, что моего друга избрали председателем Революционного Совета, что его день расписан по минутам, и был очень благодарен ему, что он все же нашел время повидаться со мной.
— Может быть, сегодня кавалер Алексей все же пригласит меня зайти к нему в гости? — спросила с лукавой улыбкой Леннада. Мы вспомнили, как я прятал от нее Фея, и дружно расхохотались.
— А вот это наш маленький сюрприз, — сказал Фей, когда мы вошли во двор. И я увидел на том месте, где прежде была коновязь, высокий постамент, на котором возвышалась фигура конного рыцаря.
Коня я признал с первого взгляда — это был мой Баязет, но лишь в следующее мгновение понял, что рыцарь — это я. Скульптор изобразил меня в боевой броне, только вместо бургиньота на голове у меня был прозрачный космический шлем. Из-за этого изваяние чем-то походило на изображение Георгия Победоносца, но вместо змея я поражал копьем огромный крест… Удар копья раздробил крест на куски, и теперь он напоминал уже не крест, а разбитую вдребезги свастику.
— Идею подал Летур, — рассказывал Фей. — Он нашел такое изображение в книгах своего покойного сына, которые тот привез с Земли. Замысел всем понравился, и принцессы утвердили проект. Это был их первый и последний указ, потому что они обе отреклись от престола и передали власть Революционному Совету. Они сказали, что право выбирать себе мужа им дороже королевского трона.
— Они правильно сделали! — прощебетала Виола, выглядывая из-за плеча Фея. Она все время шла рядом с ним, держа его за руку. — Выходить за нелюбимого — это, наверно, ужасно!
— Я лучше умерла бы! — согласилась с ней Леннада, и я почувствовал, как милые пальчики девушки крепко стиснули мой локоть…
Во дворце нам встретилась небольшая группа. В окружении вооруженных людей с заложенными за спину руками по коридору шагал дядюшка Теодор. Увидев меня, ресторатор остановился. Выглядел он как облезлый пес, но по-прежнему напускал на себя бравый вид.
— Да будет мне дозволено приветствовать благородного кавалера, — напыщенно произнес он. — Как я жалею, что вовремя не оценил его! Если бы мне знать, что кавалер исполнит все свои обещания, что он победит кавалера Рюделя и даст нам долгую жизнь… Может быть, по старой дружбе кавалер замолвит за меня словечко перед судьями, которые, кажется, не очень желают мне долгой жизни?
— Ты сам распорядился своей жизнью. Я ведь говорил, чтобы ты не хватался за ножи.
Я хотел пройти мимо, но он удержал меня.
— А жаль, что мы тогда не прирезали тебя, кавалер, — медленно произнес он, с ненавистью заглядывая мне снизу в глаза. — Зачем ты только к нам явился…
Я не поверил своим ушам.
— Ты что, жалеешь об этом? А как же долгая жизнь?
— Мы все равно перерезали бы всех кавалеров, и тогда их проклятая машина перестала бы действовать, — объяснил он. — Но власть была бы вот в этих руках. — Он потряс кулаками перед моим лицом. — А если бы удалось сговориться с кавалером Рюделем…
