Наблюдать за гаишниками было неинтересно, и Денис переключил внимание на девушек. В открытых сарафанах или коротких юбках, с голыми животами или в откровенных шортах, прозрачных кофточках или облегающих майках на голое тело, — они выглядели весьма соблазнительно. В Тиходонске много красивых девушек: юг, смешение кровей, обилие фруктов и овощей… Но разглядывать красавиц все-таки лучше не со второго этажа…
Созерцание Магистрального проспекта помогло отвлечься, и Денис смог съесть несколько приготовленных матерью бутербродов и выпить чаю. Теперь главное — не дать вернуться воспоминаниям о тех запахах, иначе все это мгновенно вылетит обратно.
Звякнул внутренний телефон.
— Ну, ты идешь? — спросил Курбатов.
— Конечно! — Денис выскочил в коридор и, запирая дверь, взглянул на часы. Прошло двадцать восемь минут — важняк был точен.
Под кабинетом Курбатова, на жестких, с откидными сиденьями стульях из расположенного напротив кинотеатра, благополучно переделанного в салон по продаже электроники, сидели три человека. Двоим было лет по двадцать пять — двадцать семь, а между ними скучал мужик постарше, который проводил Дениса настороженным взглядом. Все трое одеты по-летнему: в шведках, легких брюках и босоножках. Но тот, что посередине, был в наручниках, из чего Денис заключил, что по бокам конвоиры. Судя по их лицам и штатской одежде, можно было сделать вывод, что это не штатный конвой, а оперативники уголовного розыска.
Курбатов нетерпеливо расхаживал по кабинету. На столе лежал бланк допроса подозреваемого, на приставном столике громоздилось что-то прикрытое газетой.
— Садись, — важняк указал на свое место. — Будешь вести протокол. Начни с установочных данных, я подключусь по ходу…
— Кто это там, в коридоре? — спросил Денис.
— Убийца, — буднично пояснил Курбатов. — Жену убил, труп спрятал и не признается ни в какую. Октябрьцы с ним двое суток бились — бесполезно! Вот шеф и забрал дело к нам…
Он осмотрелся в последний раз, поправил выставленный на середину комнаты стул, потер руки.
— Сейчас он у меня расколется!
И, приоткрыв дверь, властно скомандовал:
— Заводите!
Через минуту человек в наручниках сидел на стуле, один опер стал у него за спиной, второй — между ним и окном. Ничего страшного или зловещего в облике подозреваемого не было: овальное, довольно добродушное лицо с пухлыми губами, маленький округлый подбородок, нос пуговкой, редкие светлые брови, выпуклый лоб… Портрет явно не соответствовал разработанным Чезаре Ломброзо признакам внешности убийцы. Вот только настороженный взгляд ярко-голубых глаз, которые перескакивают с Курбатова на Дениса и обратно. Но в его положении каждый насторожится…
— Фамилия, имя, отчество, год рождения? — начал допрос Денис.
— Ананьев, Валентин Павлович, пятьдесят девятый, — глухо отозвался подследственный.
— Знаете, где вы находитесь, Валентин Павлович? — ровным голосом спросил Курбатов. И, не дожидаясь ответа, добавил:
— В прокуратуре города Тиходонска, у старшего следователя по особо важным делам Курбатова. Это я! — важняк чуть поклонился, и Денис заметил, что у него большие залысины.
— Когда районный следователь не может раскрыть преступление и преступник отрицает вину, его привозят сюда. И здесь все рассказывают правду. Все!
Курбатов медленно приближался к задержанному, гипнотизируя его холодным взглядом выпуклых стеклянных глаз.
— Правда, двое так и не сознались… Но их все равно расстреляли!
— За что меня расстреливать? — Ананьев облизнул губы и, кивнув на Дениса, спросил:
— А это кто?
— Это наш эксперт. Очень хороший эксперт, — не смотрите, что молодой. Он и скажет, за что вас расстреливать. Да вы и сами все прекрасно знаете…
«При чем здесь эксперт? — подумал Денис. — Эксперты же не пишут протоколы…»
— Ничего я не знаю, — подозреваемый снова облизнулся. Его явно мучила жажда. — Двое суток нервы мотают ни за что ни про что… А что это у вас под газетой?
Оперативники тоже с интересом косились в сторону таинственного предмета на приставном столике.
— О-о-о! — Курбатов многозначительно поднял палец. — Это стопроцентное доказательство вашей вины! Но я не хочу изобличать вас, прижимать к стене неопровержимыми уликами. Я хочу, чтобы вы сами облегчили душу признанием.
Следствие и суд это учтут…
— Мне не в чем признаваться. Что под газетой?
Если раньше Ананьев попеременно рассматривал Курбатова и Дениса, то теперь полностью сосредоточился на газете.
— Что там лежит?! Что?! Вы не имеете права!
— Ах, ты про права вспомнил! — важняк резко изменил тон. От ровной вежливости не осталось и следа. — Где твоя жена? Где, говори!
— Не знаю. Я же объяснял: поехала к матери. Жду телеграмму — нету! Стал волноваться, на переговорную вызвал: оказывается, не приезжала! Пошел заявил. А меня раз! И за решетку… За что?
У задержанного дрожали губы, глаза наполнились слезами. Денис подумал, что здесь какая-то ошибка — не мог этот человек хладнокровно расправиться с женой.
— За убийство, Ананьев! — судя по уверенному тону, Курбатов был уверен в обратном. — Расскажите, как была одета Елена, когда ушла из дома?
— Я уже сто раз рассказывал! — скованными руками допрашиваемый потер глаза. — Белая блузка в синий горошек…
Кошачьим движением Курбатов шагнул к приставному столику.
— Черная юбка…
Курбатов взялся за край газеты. Денис понял, что сейчас произойдет нечто очень важное. И Ананьев тоже это понял. Глаза его расширились, речь замедлилась, будто он внезапно опьянел.
— И… туфли… черные… на «шпильке»…
Курбатов резко сбросил газету. На приставном столике стояли черные «лодочки» на высоком тонком каблуке. Они были выпачканы засохшей грязью.
— Эти?!! — ужасным голосом воскликнул важняк.
Ананьев на миг окаменел. Потом вскинул руки к лицу и прижал кулаки к глазам.
— Эти?!! Говори, мразь, колись!
— Да… Да… Да! — задержанный забился в истерике.
Через час Денис дописал протокол, Ананьев бегло прочитал и расписался, как положено, — на каждой странице.
Курбатов закурил и дал сигарету задержанному.
— Вот видишь, я же говорил. Здесь все колются. Потому что по-другому нельзя, — теперь тон важняка был почти дружеским. — Сейчас поедешь с ребятами, покажешь место.
Убийца кивнул. Оперативники вывели его в коридор, но один тут же вернулся.
— Не томите, Александр Петрович! — взмолился он. — Где вы раздобыли эти туфли?
— Да дома у них взял, в шкафу, — Курбатов улыбнулся. — Только грязью испачкал.
