* * *
В 96-м киоскер Катенька вышла замуж за военного, уволилась и уехала в Иркутск.
Теперь в киоске сидит Анна Валериановна, бывшая школьная учительница, вместо лица у нее наспех очищенная картофелина. Она тоже надевает резиновый напальчник, чтобы удобнее было брать газеты, — только на это майору Агееву плевать с высокой башни.
Рядом открылось еще одно кафе, там густое прохладное пиво двух сортов из заводских тридцатилитровых бочонков и вкусные горячие комплексы. Сравнительно недорого. Там молодые смешливые официантки, Таня и Раиса, у них клетчатые передники и спортивные загорелые ноги. Когда девушки надевают каблуки, на бедрах и икрах обрисовываются крепкие мышцы.
Только майор Агеев все равно ходит в пельменную, в ту же самую. Серые магазинные пельмени здесь уже, правда, не готовят, какая-то фирма каждый день завозит свежие пельмени из свинины. Очень вкусные и сочные, без всякой заморозки, таких можно и шестнадцать штук, и восемнадцать, и двадцать шесть съесть. Дерут за них — будь здоров. Но для майора Агеева это давно не проблема.
Раздатчица Вика несколько раздобрела, у нее наметился второй подбородок, да и клапаны конвертов увеличились со второго номера на третий. Загар к Вике почему-то никак не пристает (а как же папа-турок, спрашивается?), так и ходит бледная, с голубыми жилками под коленями.
— Вам со сметаной, Валентин Петрович?
На людях она держится подчеркнуто официально и называет его по имени-отчеству. А на конспиративной квартире старается вовсю, как по агентурной линии, так и по постельной.
— Да, конечно. И кинзу покроши в салат, будь добра.
— Хорошо, Валентин Петрович.
Сам Агеев нисколько не постарел за эти годы. Ему даже кажется, что он помолодел и стал лучше выглядеть. Может, потому, что дела пошли на лад… Борьба с наркотиками и организованной преступностью оказалась более перспективным делом, чем политический сыск. Во-первых, полезность этой деятельности очевидна для всех, это не то что преследование окруженных ореолом мучеников-диссидентов.
Во-вторых, этим в первую голову занимается милиция, все неудачи можно повесить на них. Зато успехи имеют явно выраженные формы. И вот результат — стал старшим опером, получил майора, сейчас и вовсе посадили на перспективную линию. Пока что грех жаловаться. Контора снова набирает форму, ширится в кости, обрастает мышечной массой… Поговаривают, что скоро из режима наблюдения и фиксации дадут приказ перейти к активным действиям.
— Когда мне квартиру дадут, Валентин Петрович? — зашептала Вика, ставя салат на стол.
— Что?
— Я уже оборзела по углам скитаться. Вчера опять с хозяйкой поругалась…
— С ума сошла?! — прошипел майор. — В другом месте поговорим!
— Свеженькое, все свеженькое, не сомневайтесь, — затараторила Вика, виновато оглядываясь по сторонам.
После обеда Агеев отправился на конспиративную квартиру. Привычно проверившись пару раз, он нырнул в пахнущий мочой подъезд.
Холмс пришел вовремя, минута в минуту. Агеев поймал себя на мысли, что не знает, как с ним держаться. Это не какой-то там Кирпич, он же Пидораст, — это полноценный сотрудник Конторы, лейтенант. Каждое его сообщение копируется и передается в Центр, в любой момент с ним может встретиться кто-то из большого начальства — то ли тиходонского, то ли московского… И если выяснится, что Агеев что-то не так зафиксировал, или не все понял, или чему-то не придал значения — выводы могут последовать самые серьезные.
— Здравствуйте. Я вас помню, вы приходили к нам на почту.
Если Холмс таким образом хотел наладить личностный контакт, то выбрал неудачную фразу, ибо она напомнила Агееву его публичное фиаско.
— Здравствуйте, — вяло ответил он. — Присаживайтесь. Вы очень пунктуальны.
— Такой биоритм, Валентин Петрович. — Денис уселся напротив, закинув ногу за ногу.
Вид у него помятый, вокруг глаз красные ободки. Такие глаза Агеев видел у детей, которые целыми днями сражаются на компьютере в «Мортл Комбат». Во что, интересно, сражается там у себя Петровский?
— Очень много работы, даже не ожидал, — сказал Денис. — Все это время просто вздохнуть некогда…
— Да, я понимаю, — кивнул майор. Он привычно черкал ручкой в блокноте.
— Расследование в изоляторе мне предложил прекратить сам Степанцов. Правда, не лично, а через Курбатова. Я продумал — не может ли это быть инициатива самого Курбатова. Но о том, что ракетница принадлежала убитому водителю, я докладывал только прокурору. Курбатов об этом ничего не знал. Поэтому скорей всего утечка произошла через Степанцова, и в прекращении расследования он тоже заинтересован.
Значит, утечка была не случайной. Логично?
Агеев перевернул листок и задвигал ручкой еще быстрее. Холмс сделал стопроцентно правильный вывод. Не зря Мамонтов его хвалил. Да Мамонтов и выдвинулся благодаря Холмсу. Теперь и карьера Агеева во многом зависела от этого молодого человека.
Но тут важно не перехвалить.
— В общем, да. Логично, — согласился майор. — Попробуем его подработать.
— А как?
Холмс думал, что Агеев стенографирует его сообщение, но не понимал — почему на столь неудобных листках.
Как! В этом вся загвоздка. В те годы гадюку в прокурорском мундире посадили бы в подвал, выбили зубы, отбили почки, и он рассказал бы обо всех своих гнусных делишках и обо всех соучастниках. Но это признано незаконным и антигуманным.
Поэтому дело ограничится прослушкой телефона, недолгим НН1 да передачей накопленного дерьма в Москву. И все. Никаких последствий, кроме, конечно, вони.
И это считается вполне законным и гуманным. Впрочем, может, по линии «Чистых рук» дело получит необычное продолжение?
— Оперативными методами, — туманно пояснил Агеев. — Если будет возможность, проверь его корзину для бумаг. Особое внимание — обрывкам всевозможных записей.
Вытряхни их, попытайся склеить, не получится — передай мне. Просмотри записи в настольном календаре. Вдруг там окажется что-то интересное. Обрати внимание, кто к нему ходит. Чем он интересуется. С кем дружит…
Звякнул телефон и тут же замолк. Агеев насторожился. Снова оборвавшийся звонок.
Майор подошел к аппарату и на третий раз поднял трубку. Очевидно, для конспирации он повернулся к Холмсу спиной и прикрыл микрофон ладонью. Но все равно его слова были отчетливо слышны.
— Да. Ну… Почему? — Агеев взглянул на часы. — Через час, не раньше.
Вытянув шею, Денис заглянул в блокнот. Вместо стенограммы он увидел женский половой орган с клешнями и скорпионьим хвостом. Не поверив глазам, он перевернул листок. Там юная девушка, задрав ножку, словно кошка, лизала себе промежность.
Агеев положил трубку.
— Напиши быстренько, что ты мне рассказал. Времени в обрез. Ко мне просьбы есть?
