- И снова с тобой, якобы оказавшимся в той же ловушке? - горько уточнила Уошен.
- Зачем снова играть в одну и ту же игру? Ведь лучше править в одной империи, чем служить в другой, а?
Раздался короткий мягкий скрип.
Фальшивый Премьер прекратила свое движение, глаза ее вперились в центр обиталища, словно что-то увидели, и аппарат повторил свой странный звук. На этот раз громче и более целенаправленно.
Если бы это было эхо, его было бы невозможно услышать.
- Что такое? - раздраженно обернулся Дью. И медленно направился к роботу, спрашивая: - Что-то не так?
- Движение, - голосом Премьера ответил робот.
- У входа?
- По той линии.
- А сейчас?
- Ничего.
- Следи, - распорядился он, снова вернулся к собеседницам и обратился к Миоцен: - Но вы сделали и еще одну удивительную вещь. Не догадываетесь? Вы одурачили меня еще раз. Ну, вспоминайте же, дорогая!
- Я построила не одну спасательную лодку, - призналась, наконец, Вице-премьер.- Их две. И обе годны к употреблению.
- Вот.как,- голос его стал низким и недовольным. - Значит, за вами последовали еще пара капитанов. Это так?
Он обернулся к фальшивому Премьеру.
- Стреляй! - раздался приказ.
- Нет! - остановила его Миоцен и, шагнув к нему вплотную, подняла руки. - Я не приглашала больше никаких капитанов. И, поверь мне, открывать по ним огонь нет необходимости.
Фальшивый Премьер целился во что-то, слишком далекое для человеческого глаза.
- Подожди,- проворчал Дью.
Выражение его лица внезапно снова изменилось, он был уже не рассержен, а всего лишь слегка недоволен. Пальцы его легли на затвор, и он снова потребовал:
- Так кто же? Говорите.
- Мой сын, - выдавила Миоцен.
Премьер застыла как статуя, ожидая дальнейших приказаний.
- Тилл, - прошептала Миоцен. - Я наделась, что он окажется достаточно любопытным. Через его шпионов я передала письмо. Доблестному был отдан приказ привести Тилла на мост. Я оставила ему коды для второго судна. Я просто хотела дать ему шанс увидеть Великий Корабль собственными глазами.
- Хорошо, - решительно ответил Дью, посмотрел вдаль и после нескольких мгновений тяжелых раздумий сказал своему роботу: - Убей их.
Лазер издал пронзительный острый звук.
Миоцен рванулась, визжа, пытаясь добраться до Дью, но он развернулся и спокойно выстрелил ей в грудь. Мощный взрыв взломал плоть, вывернул кости и отчаянно колотившееся сердце, затем, издав влажный хлюпающий звук, умолк.
Она рухнула в алую кровавую лужу.
Готовый защитить своего хозяина, робот повернулся, как ему предписывала программа, и Уошен знала, что обречена. Она инстинктивно нырнула вниз, видя, как дуло лазера снова находит ее, прицеливается и готово превратить ее плоть и кровь в аморфный безжизненный газ. Но когда раздался новый выстрел, случилась осечка. Или промах. Она почувствовала, как луч пронесся над ее головой, и с изумлением увидела, что Премьер лупит и лупит, целясь в никуда, а золотистое лицо становится все ярче, словно поглощает неиспользованную энергию выстрелов.
Потом тихо, с какой-то жутковатой грацией лицо сморщилось в клейкую массу.
Лазер упал и откатился в сторону, снова выстрелил сам по себе, пробив дыру в стене позади Уошен, стоявшую неподвижно до тех пор, пока пустое тело не превратилось в густую жидкость, а роба, сгорев, не прожгла еще одну дыру в сером полу.
Дью закричал и дважды выстрелил не глядя.
Уошен бросилась на него сзади.
Они сцепились, и она ударила его прямо в незащищенное горло, что на какие-то жалкие мгновения дало ей надежду на победу. Но тело ее еще не восстановилось полностью, у нее была тысяча слабых мест, и Дью, опрокинув ее навзничь, ударил. И не успела она прийти в себя, как он направил оружие прямо в ее потную, вздымавшуюся грудь.
- Но Тилл уже услышал тебя, - прохрипела она. - При такой акустике…
- Ну, - усмехнулся он.
- Он все знает, все…
Дью снова ударил ее, распластывая по полу.
- Ну и что это меняет? Да ничего не меняет! - взревел он и выстрелил два раза подряд.
Как из запредельного далека, Уошен услышала его голос: - У меня миллион сыновей! - и снова глухой, уже почти не слышимый ею выстрел, проделавший очередную дыру в ее теле, и без того вполне готовом превратиться в ничто.
- Дерьмо, - прошептала Уошен залитым кровью ртом. Дью снова прицелился, на этот раз прямо в голову.
Уошен прикрыла глаза, глядя на него с каким-то безразличием и даже нетерпением, думая только о том, что почему-то все произошло совсем не так, как должно было.
Все произошло неправильно.
Но тут за Дью показалась чья-то бегущая фигура с до боли знакомыми руками и ногами, знакомое лицо быстро приближалось из серой пустоты, в руке сверкал лазер.
Но это был совсем не тот, кого она ожидала увидеть - вместо Тилла перед ней оказался ее собственый сын.
- Отец! - позвал Локи.
Изумленный Дью обернулся. И тогда Локи стал разряжать в это подвижное тело всю энергию своего лазера, и старая метафора тела, готового закипеть, воплотилась воочию.
В одно мгновение Дью превратился в пар. Исчез.
И только тогда Локи шагнул к Уошен, и лицо его исказилось состраданием и страхом.
- Мама, - прошептал он и выронил лазер. Но она уже не слышала. Его слова заглушало нечто более громкое, приближавшееся с каждой секундой. Потом пришло ощущение движения, настолько неожиданное, что ему было невозможно сопротивляться, и Уошен почувствовала, что ее втягивает в какую-то узкую дыру, что ее истерзанное тело вытягивается, замерзает и падает в бездонную черноту, а тоненький голос внутри все шепчет:
- Не так.
- Не сейчас.
- Нет.
Глава двадцать седьмая
Пронзительно свистел ветер, и где-то поблизости мучительно выл одинокий человек.
Миоцен открыла глаза и обнаружила, что каким-то таинственным образом сидит прямо, с открытой грудью, в залитой кровью, усыпанной осколками костей и кусками мертвого сердца разодранной форме. Дью и фальшивый Премьер куда-то исчезли. Но к ней бежал кто-то другой, и ветер свистел вокруг него…. Это явно был Бродяга, полуобнаженный и босиком, кричавший тоскливо и отчаянно:
- Мама! Нет! Нет!
Был ли это ее сын?
Миоцен не могла увидеть его лица, но все же попыталась схватить его за ногу и тут же, потеряв равновесие, упала на бок, а Бродяга перешагнул через ее беспомощное тело и снова закричал «Нет! Нет!» И в голосе его звучала та же скорбь потери, которая душила сейчас и Миоцен.
