Она позвонила в службу безопасности.
– Я – в офисе Хааса. Не посылайте никого. Здесь все в порядке.
МЕДЛЕННОЕ ВРЕМЯ
[Там лежит] гора, именуемая Атласом, коническая и круглая; к тому же настолько высокая, что верхушку (как говорят) не видно, облака никогда не покидают ее, ни летом, ни зимой… Живущие там люди, по слухам, не едят ничего живого и никогда не видят снов.
Геродот
Ли пыталась встретиться с Беллой до вечера накануне отлета, но охранники уже не разрешили ей пройти.
Они были из планетарной милиции и не принимали приказов ни от кого в форме ООН.
– Вам сюда нельзя, – сказал сержант, в котором она узнала одного из команды Рамиреса.
Он расправил плечи, словно ожидал, что она начнет драку, и глубже просунул ноги в крепления нулевой гравитации.
За ним был виден коридор, который вел в офис Хааса. Все было отключено, система жизнеобеспечения работала на минимальном уровне, достаточном лишь для снабжения воздухом и проточной водой.
Группа шахтеров, держась за трос и толкаясь, прошла мимо Ли в сторону офиса. От них пахло так, будто они только что поднялись из шахты.
– А им можно? – скептически спросила она. Сержант пожал плечами.
– Они постоянные работники. Картрайт им разрешил. Что вы от меня хотите? Проход через этот контрольный пункт для персонала ООН без специального разрешения закрыт. И так по всей линии вплоть до Хелены.
– Хорошо, – сказала Ли. – Звони Картрайту.
Когда она наконец добралась до офиса Хааса, она едва его узнала.
В комнате остался только огромный блестящий стол, звездный свет проникал через окно наблюдения в полу. Остальная часть комнаты была завалена талисманами, свечами, статуями, молитвенными дощечками. Огонь в лампадах при нулевой гравитации горел круглым неземным пламенем, свешивавшиеся фитили походили на блуждающие огоньки. Четки раскачивались в невидимых воздушных потоках, как морские водоросли. Горячий воск со свечой летал по всей комнате и оседал на поверхностях.
И еще здесь были люди. Верующие, сомневающиеся и просто любопытные. Они толпились друг за другом, шептались, смотрели, молились и спрашивали.
Чаще всего они справлялись о голосах. О голосах погибших друзей или любимых. О голосах, которые Белла принесла им.
Белла висела над столом, там же, где Ли застала ее в прошлый раз, – сивилла космического века, парящая в невесомости. Она говорила сотнями голосов. Она называла имена умерших и доставала их слова из тьмы, отстраняя – хотя бы на миг – тень потери, сомнения и смерти.
Ли стояла в темном углу и наблюдала. Ей стало понятно, что пилигримы, должно быть, кормили Беллу. Они, вероятно, ее одевали, мыли. Кто-то должен был расчесывать эту копну угольно-черных волос. Обращала ли она на это внимание? Замечала ли она всех этих людей вообще? В какие потусторонние сумерки она забрела?
Ли стояла там достаточно долго и разглядела направления воздушных потоков, гулявших по комнате. Они играли с подолом юбки Беллы и превращали ее волосы в корону Медузы. Солнце садилось у нее под ногами, и комната становилась блекло-синей и серой от звездного света.
Ей казалось, что Белла спала, но ближе к закату она открыла глаза и в упор посмотрела на Ли.
– Это ты? – спросила Ли.
– Это всегда – я.
Воздух потрескивал от разрядов статического электричества, дыбом поднимавшего волосы Ли и притягивающего тонкий шелк одежды Беллы к ее ногам. Юбка у нее задралась выше колен, и Ли раздражала мысль, что шахтеры толпами заходят и выходят только для того, чтобы посмотреть на нее, и что Белла пребывает слишком далеко в бесконечности разума планеты, чтобы заметить это. Ли вышла вперед, взяла тонкую материю рукой и опустила ее до лодыжек, укрывая ее ноги.
Белла улыбнулась, словно поняла, о чем думала Ли. Как будто насмехалась над ней.
– Ты счастлива? – спросила Ли.
– Я сожалею о твоей матери. И о Коэне.
Ли вздрогнула.
– С ними все в порядке?
– С Мирс – да. С AI – сложнее.
– А может, он…
– Мы все – живые, Кэтрин. Разве ты не чувствуешь нас? Мы чувствуем тебя. Каждую твою частичку, каждое слово, каждую сеть, где бы ты ни находилась на станции. Мы любим тебя.
Ли закрыла глаза и приложила ладони к лицу.
– Кэти, – позвала Белла голосом ее отца.
– Не нужно! Я не буду слушать!
Белла пожала плечами и заговорила снова уже своим голосом:
– Многие люди говорят, что их это утешает.
– Меня не нужно утешать.
На самом деле она хотела, чтобы ее кто-нибудь утешил. Она хотела этого так сильно, что даже пугалась этого. Ей хотелось бы услышать голос Мирс из прекрасных губ Беллы. Или голос Маккуина. Возможно, она могла и попросить. Что в этом плохого? Но она не могла просить вызвать единственный голос, который жаждала услышать. Если бы она услышала его, то ей не хватило бы сил уйти отсюда.
– Ты уверена? – спросила Белла.
Ли не ответила и вышла не оглядываясь.
Она вернулась в свое жилище, где ее ожидал звонок от Нгуен.
– Ты почему перестала последние дни отвечать на звонки? – спросила Нгуен.
Ли пожала плечами.
– Понимаю. Играем в безутешную вдову. Ну что ж, получив от него столько денег, можно и соблюсти традиции. Кто бы мог подумать, что он оставит тебе все?
Ли молчала. Можно даже и не стараться выяснять, как Нгуен узнала об этом.
– Конечно, тебе ничего не достанется. Генеральный адвокат оспорит завещание. И выиграет. Половина аппаратных средств, которыми пользуется система Коэна, работает по правительственным патентам и лицензиям. Они обанкротят тебя.
Ли посмотрела на свои руки и вздохнула.
– Это все, ради чего вы звоните, или вы хотите сказать еще что-нибудь?
Нгуен холодно улыбнулась и достала из-за поля ВР оборванный желтый клочок бумаги.
– Мы знаем. Нам известно все. Все кончено, Ли.
– Если бы все было действительно кончено, то вы не разговаривали бы со мной.
– Меня уполномочили предложить тебе выход из этой ситуации. При данных обстоятельствах мы приняли решение… Благоразумный выбор был бы лучшим подходом.
Ли ждала.
– Ты отправляешься на Альбу вместе с остальным персоналом станции для расследования. По прибытии ты напишешь рапорт на отпуск по состоянию здоровья. Как только все немного уляжется, ты подашь в отставку. Тихо. Для тебя будет найдена подходящая работа в частном секторе. И мы забудем о том, что случилось или не случилось на Компсоне.
