Ли обвела взглядом других пассажиров. Даже те из них, кто, казалось, не смотрел на ведьму, думали о ней и притягивались к ней, словно железные опилки, выстраивающиеся под воздействием магнита. Она пленяла красотой своего лица, грациозностью тела, той женственностью, которая исходила от нее. Но Ли представила фронт, тянувшийся по Большому Разделу южного континента на Гилеаде. Она вспомнила идеологические лозунги Синдикатов, полные агрессии и провозглашавшие превосходство Синдикатов и их презрение к общечеловеческим ценностям.
Ли подумала, что, возможно, Нгуен была права. Вероятно, Ли ничего не смыслила в политике, а представляла собой шаблонный, вызывающий чувство неясной жалости тип – старый солдат, неспособный взглянуть миру в глаза. Но была ли она единственным солдатом, полагавшим, что ООН распродавала результаты тяжело доставшихся побед ради прибыли многопланетных партнеров? Была ли она единственной генетической конструкцией в Объединенных Нациях, которая полагала, что тридцатилетний контракт все же являлся формой рабства, несмотря на то что рабовладельцами выступали конструкции, а не люди? Зачем эта женщина была здесь? Что такое могла она предложить, что оправдывало бы риск ее присутствия?
– Самое лучшее вложение денег, которое мы когда-либо делали, – сказал Хаас, как бы отвечая на молчаливые вопросы Ли. – За первые шесть месяцев, после того как мы приобрели ее контракт с Синдикатом Мотаи, мы утроили объем выпускаемой продукции и вдвое сократили выплаты. Фантастика, а?
– Да, – ответила Ли. – Конечно, это фантастично. И могу поспорить, что профсоюзам это пришлось не по душе.
– Что? – Хаас посмотрел на нее так, словно хотел плюнуть. – Кто-то кормит вас сказками, майор. Здесь нет никаких профсоюзов.
Он вытянул руку перед лицом Ли и отодвинул занавеску на иллюминаторе, чтобы проверить, долго ли еще лететь до планеты. Они уже влетели в атмосферу, и на крыльях челнока были видны огненные всполохи. Под ними, словно карта, распростерлось угольное месторождение. Ли увидела широкую низину, оставленную океаном, высохшим за три геологические эры до того, как люди вступили на Мир Компсона. Надшахтные коперы и здания самих шахт выстроились в извилистую линию по краю долины, повторяя очертания угольного пласта. Далеко над ними нависали Черные горы, их зубчатые вершины уже были озарены красноватым утренним светом. Хребты этих гор тянулись до самого Континентального раздела.
Ей хватило всего лишь мгновения, чтобы понять, что внизу было что-то не так. На уступах гор почти вплоть до высоты в четыре тысячи метров лежал густой туман, дальше до самого основания скал шел тонкий слой зеленой окиси. Когда Ли видела эти скалы в последний раз, они вылезали за границу атмосферы и были покрыты местными лишайниками скучного оранжевого цвета. Она не узнавала планету, которую оставила когда-то, и ясно различаемые следы деятельности человека за прошедшие пятнадцать лет холодили сознание.
Планета Мир Компсона была живым парадоксом межзвездной эры: несмотря на все ожидания и опасения при планировании первого контакта, на тридцати восьми планетах двадцати семи звездных систем конденсаты Мира Компсона были единственными свидетельствами сложных форм жизни, найденными человечеством во Вселенной. И к тому времени, когда люди попали на эту планету, на ней не было уже никаких следов жизни, кроме высокогорных тундр, поросших простейшими растениями типа водорослей.
Ли смотрела вниз на все расширяющиеся следы человеческого присутствия на планете и думала о суетных жизнях, принесенных в жертву угольным пластам. Первыми людьми, пришедшими на планету с киркой и лопатой, были палеонтологи, а не шахтеры. О всех тогдашних исследованиях было написано множество книг, которые Ли жадно читала, лежа в своей тесной спальне в Шэнтитауне.
Конечно же, ученые были противниками терраформирования. Но первый квантовый прорыв лишил их всяких шансов. Началось строительство шахт, появились генетические лаборатории, а с того дня, когда заработал первый атмосферный процессор, из планеты Мир Компсона стала уходить жизнь. Ли вспомнила сейчас десятки разумно устроенных и управляемых планет, прошедших терраформирование, которые ей удалось посетить за годы своей службы, и подумала, что, возможно, она одна из последних людей во Вселенной, кто помнит еще непокоренный мир.
Ей показалось, что Хаас разговаривал с ней. Она очнулась, быстро соображая, что пропустила.
– Обычно ведьмы в Шэнтитауне – чистые подделки, – говорил он. – Я знал всего лишь трех, самых лучших, которые действительно умели находить живые кристаллы. И две мерзавки никогда не докладывали о находке в АМК, пока на деньги, вырученные за ее продажу, не упаивали всю знакомую шантрапу. Проклятые вольноопределяющиеся.
Он резким движением пристегнул ремни, готовясь к посадке.
– Подземная демократия, ну ее в задницу. Воры! Ли пробормотала что-то неопределенное.
– Эй, – крикнул Хаас пилоту. – Включи-ка какие-нибудь новости!
Пилот порылся в каналах, пока не нашел местную спин-передачу из планетной столицы Хелены. Журналист в костюме брал интервью у молодого человека в шахтерском снаряжении.
– Итак, каким же все-таки, – спрашивал журналист, – будет ваш ответ на заявления АМК, что требования профсоюзов по поводу безопасности – это всего лишь поиски предлога для повышения заработной платы?
Камера показала интервьюируемого, и Ли поняла, что это был не шахтер, несмотря на поношенный комбинезон и старое снаряжение. Его прическа была слишком дорогой, а зубы и кожа выглядели слишком здоровыми для жителя Шэнтитауна. У него было лицо человека Кольца. Человеческое лицо. Он выглядел так, словно сидел где-то в Калле Мехико и потягивал мате с кокой, а не портил свои неприспособленные легкие на территориях, находящихся под опекой ООН.
– Я хотел бы сказать две вещи, – ответил молодой человек с акцентом, который мог достаться ему только в наследство от многих поколений выпускников элитных частных школ. – Первое – любой, кто сомневается в реальности проблем безопасности, должен взглянуть на статистику: смертность среди шахтеров на пласте «Тринидад» компании АМК за последние шесть месяцев выше, чем смертность среди личного состава частей и подразделений на передовой во время войн с Синдикатами. Во-вторых, я хотел бы напомнить зрителям, что, хотя города компании на планете Мир Компсона вышли из Хартии прав человека, сами многопланетчики и планетные законодатели подлежат суду общественного мнения. Каждый потребитель обязан голосовать своим кредитным чипом, встречаясь с таким явлением, как неприкрытое корпоративное нарушение основных человеческих…
– Выключите это дерьмо! – прокричал Хаас.
Тихий щелчок прекратил передачу, и пассажиры погрузились в неуютную тишину. Ли уперлась лбом в иллюминатор и смотрела, как огни Святого Эльма лижут крылья челнока, спускающегося на ограбленную планету.
Шахта номер три все еще горела; пилот облетел тлевшие руины и посадил челнок на усеянную отметинами от пламени ускорителей взлетно-посадочную площадку, затерявшуюся на пустыре среди следов от тракторных гусениц.
