Рассматривая голограмму, пока они летели вниз, Ли представила такие соски в действительности. Иногда у мужчин бывают странные вкусы по отношению к женщинам.
Внизу шахты пахло как в зоне боевых действий. В воздухе висели пары солярки, запах которых смешивался с едкими запахами угольной пыли и тавота. Барабанные перепонки пульсировали в такт приглушенному стуку мощных насосов и вытяжных вентиляторов. Эти вентиляторы не несли свежего воздуха – только кислый неприятный запах кордита и сгоревших фитилей из забоев. Из-за угольной пыли, висевшей в воздухе, было не разобрать ни границ выемки, ни маркшейдерских знаков. Шахтеры появлялись из угольного смога, стуча ногами, обутыми в сабо, по настеленному на полу шиферу, затем исчезали так же, как появлялись, светя головными лампами, как сигнальными огнями. А из глубин, как отзвук боя далеко за траншеями, раздавался сотрясавший все вокруг грохот взрыва и сразу за ним – шум отбитого взрывом угля по желобам.
На нагрудном знаке ответственного за пожарную безопасность было написано: «ВАША БЕЗОПАСНОСТЬ – НАШЕ ДЕЛО», но его бесцветные глаза говорили, что на самом деле у него было кое-что получше, чем можно заняться в другом месте, поэтому он прочел свою лекцию о безопасности тоном человека, рассказывающего о слухах, в которые он сам не верил.
Чередой один за другим они проследовали мимо него, чтобы расписаться в журнале и проверить свои лампы Дэви. Когда очередь дошла до Ли, он записал номер ее лампы и подтолкнул к ней заляпанный угольной пылью журнал, даже не взглянув на нее. Ли протянула ладонь со сканирующей пластиной, но поняла, что это был просто журнал, без всякой программируемой карты. Она старательно расписалась в нем.
Новая смена прибыла точно тогда, когда команда Хааса облачилась в снаряжение. Первыми спустились, как всегда, откатчики. Когда Ли выходила из «пожарки», некоторые из них еще выпрыгивали из клети. Другие, прибывшие в предыдущей партии, уже готовили свои тачки и уточняли, куда им ехать. Они двигались весьма проворно, по-детски живо – да это и были дети. Ли помнила, что во времена ее детства их называли «шахтерскими пони», хотя ни один пони не ступал копытом ни на эту, ни на любую другую планету в течение последних двухсот лет. Некоторые дети вели за собой собак – ширококостных, измазанных углем дворняжек, достаточно сильных, чтобы тянуть тачки с углем. Остальные потащат тяжелые тачки сами, пристегнувшись к ним цепями. Это был мир мужской, детской и звериной силы. Мир, в котором труд целой семьи, зарабатывавшей себе на хлеб, стоил меньше дизельного топлива.
– Не расстраивайтесь так из-за них, – сказал Хаас, подходя к ней. – В их возрасте мне тоже приходилось тянуть тачку. С того дня, когда мне исполнилось десять. У них такие же шансы, как и у других, как и у всех нас.
– Конечно, – сказала Ли, сама не зная, верит ли она в это.
Один «пони» из уходящей смены прошел мимо, волоча за собой на маленькой плоской тачке тщательно упакованный, только что добытый кусок конденсата. На мальчишке было «ожерелье» – длинный ряд угольных шрамов, полученных от постоянного, день ото дня, трения голой спиной о потолочные балки и въевшейся в раны угольной пыли. Но Ли едва взглянула на эти шрамы, ее внимание было приковано к конденсатам.
От толстого налета угольной пыли они сверкали, как далекие звезды. Они выглядели как кристаллы – шахтеры их так и называли, – но Ли знала, что ни одна горная порода не инициирует квантовое сканирование. Это вещество являлось аномалией квантового уровня, субстанцией, о которой не знали и даже не могли предполагать, поскольку ее существование противоречило законам физики. Они утверждали, что подобное вещество не может существовать при температуре выше нуля по Кельвину, или в атмосфере, или в форме, которую можно добывать, транспортировать и использовать. Поскольку теоретически его существование было невозможно, то оно являлось обыкновенным чудом, за счет которого жили Объединенные Нации.
Кристаллы отличались хрупкостью. Они давали трещины от вибрации во время взрывных работ в шахте. С ними нельзя было работать электрическими инструментами. Даже жар шахтного пожара мог их разрушить, хотя иногда огонь совершенно непредсказуемо выжигал уголь, образуя над ними подземные своды, подобные сводам кафедрального собора. Только опытный шахтер обладал мастерством отделять их от угля при помощи клиньев и кайла, не повредив. «Вынуть их живыми», – говорил отец Ли.
Она протянула руку и провела пальцами по гладкой поверхности ближайшего куска конденсата, когда вагонетка оказалась рядом с ней. Какой-то шахтер, где-то там, в удушающей темноте, вынул их живыми.
Площадка Шарифи находилась на недавно открытом «Тринидаде» – самом глубоком и самом богатом угольном пласте из двух принадлежавших «Анаконде». До нее от шахты номер три напрямую было шесть километров, а по извилистым подземным ходам – все восемь.
Первые четыре километра они проехали на низком и широком угольном транспортере, окрашенном в неоново-зеленый цвет. Их подбрасывало, как сухие бобы в банке, они задыхались от выхлопа дизеля. Сначала они ехали по проходу размером три на три метра, сопровождаемые отзвуками скрежета металлических колес угольных вагонеток и звона шахтерских молотков. Но очень скоро дорога пошла по исключительно узким штрекам, уголь вырубался прямо над их головами в шестидесятиметровом укосе, проходившем по почти вертикальным угольным прослоям. По мере удаления от надшахтного здания провода редели и лампы встречались все реже, пока не остался только свет от качавшихся фар угольного транспортера, да кое-где лампы Дэви высвечивали измазанные углем лица с блестящими глазами.
Они покинули машину у верха длинной скользкой лестницы, доступ к которой закрывала контрольная дверь. Потертая черно-оранжевая табличка на двери сообщала: «ПОЖАРООПАСНАЯ ЗОНА – ОГНЯ НЕ ЗАЖИГАТЬ».
Офицер службы безопасности уселся на бампер транспортера и стал натягивать на ноги видавшие виды резиновые сапоги камуфляжной окраски.
– На «Тринидаде» сыро, – сказал он. – Подземная река проходит прямо через разлом. Если насосы выйдут из строя, то достаточно пары дней, чтобы залило весь пласт.
– Большую часть воды откачивают, – сказал Хаас. – Он улыбнулся, сверкнув белизной зубов во мраке: – Надеюсь, вы сможете перенести запах. Крысы. И много разного другого.
Инженеры, проектировавшие лестницу, использовали природный уклон в том месте, где пласт «Уилкс-Барре» внезапно переходил в «Тринидад», обходя неустойчивые слои коренной породы в самом узком месте. Лестница уходила на двадцать метров вниз между влажными каменными стенами и упиралась в проход с низким потолком и относительно ровным полом, затем был еще один двадцатиметровый спуск, выходивший к «Тринидаду».
Это был абсолютно другой тип угольного пласта. В «Уилкс-Барре» чувствовалось намного уютнее – просторнее и без больших уклонов; там места было достаточно, чтобы прорубать широкие длинные проходы. «Тринидад» оказался более каменистым, извилистым и узким до такой степени, что даже Ли вскоре пришлось согнуться почти пополам, чтобы не задевать покрытый слоем угольной пыли стальной сруб крепи.
