Но когда официант подал ей меню, она сразу же отметила про себя две вещи. Во-первых, в нем не было цен. Во-вторых, несмотря на то что оно было написано на простом испанском языке, она ни разу не слышала названий половины блюд.
– Ух, – сказала она и обратилась к файлам своей жесткой памяти, стараясь выяснить, что такое «лошадиные ноги» и гриб ligirolle или птица.
– Здесь великолепные устрицы, – предложил Коэн.
– Отлично. – Она закрыла меню. – Устрицы.
Коэн сделал заказ и наклонился к ней, сложив руки на груди.
– Ну и, – сказал он так спокойно, словно они обсуждали открытие сезонной галереи, – что у тебя такого срочного, чтобы искать меня и отрывать от хорошей пищи разговором? Не будет ли это глупо, если я предположу, что это связано с твоим разговором наедине с Корчовым сегодня утром?
Ли поперхнулась вином и закашляла, прикрыв рот салфеткой.
– Все следим за мной, да? – спросила она, когда смогла заговорить снова.
– Остынь, дорогая. Если говорить формально, то я слежу за Нгуен, а не за тобой. Ничего не поделаешь, так уж меня создали. Природное любопытство. Никто из нас не может справиться со своим кодом, не так ли?
Ли на это сощурилась, но ничего не ответила.
– Ох, дорогая, – сказал Коэн, – твой взгляд предвещает грозу. Выпей лучше еще вина и скажи, нравится ли оно тебе.
Ли глотнула вина, продолжая смотреть на Коэна поверх бокала.
– Ну как? – спросил он, наклоняясь к ней.
– Хорошее.
– Хорошее? И это все, что ты можешь сказать? Да, лучше я бы вылил в канаву.
– Но ты налил его мне.
– Тем большую глупость я совершил.
– Почему ты шпионишь за…
– Устрицы для мадам, – перебил ее официант, наклоняясь из-за плеча Ли и ставя перед ней огромную тарелку.
Ли смотрела на нее, пока официант обслуживал Коэна. Двенадцать устриц размеров с кулак блестели перед ней, отражая свет огней рампы.
– Они еще живые? – спросила она.
– Они ничего не почувствуют, – уверил ее Коэн. – И постарайся прожевывать, а не сразу глотать.
Коэн всегда кормил ее чем-то фантастическим. Во вкусе устриц чувствовались соль, йод и чистая вода морской глубины. Она подумала, что это был вкус самого моря, хотя никогда не видела моря. Она съела две тарелки, отметая от себя мысль о том, во что это обойдется Коэну, и почувствовав себя объевшейся даже в потокопространстве.
– Ну, – сказала она после того, как Коэн закончил свой десерт и официанты принесли кофе, фрукты и тщательно приготовленные птифуры, – а теперь я могу спросить, почему ты шпионишь за Нгуен?
– Спросить ты можешь, – ответил он, лукаво улыбаясь.
– Это все еще продолжение Метца, так?
– Если ты настолько осведомлена, зачем ты пришла ко мне?
Ли посмотрела на него. Он встретил ее взгляд с непоколебимым самообладанием.
– Мы что, больше не доверяем друг другу?
– Я тебе полностью доверяю. Всегда доверял. В этом случае, однако, вопрос не в том, доверяю ли я тебе, а в том, доверяю ли я всем тем, у кого есть допуск к файлам твоей жесткой памяти.
– И мы снова возвращаемся к Нгуен. И к Метцу.
– Дело в том, что Хелен, – продолжил Коэн так же спокойно, как будто Ли не прерывала его, – использует людей. Это ее работа – использовать людей. Это ее сущность. Ты можешь оказаться в смертельно опасной ситуации, если позволишь себе забыть об этом.
– Смешно. Но то же самое она сказала и о тебе.
– Хелен, – сказал он твердо, – не понимает меня почти так же, как она думает, что понимает. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на Ли. – Ты ведь не веришь ей, да?
– Я не знаю, кому верить.
Коэн наклонился к своей тарелке и еле заметно улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. – И что дальше?
– Не вини меня, – сказала Ли. – Нгуен заслужила мое доверие. Ты же заслужил… совершенно противоположное чувство.
– Хелен выполняет очень трудную работу, – сказал Коэн после неловкой паузы. – И выполняет ее очень хорошо. Но она – всего лишь технический работник на самом деле. Люди для нее – инструменты. Ты – один из этих инструментов. Я – другой, хотя и очень мощный. Она знает, что этот инструмент может развернуться и сделать ей больно, если она будет обращаться с ним неосторожно. Но в конечном счете всегда одно и то же. У нее есть работа, которую требуется сделать. Она открывает ящик с инструментом и выбирает то, что лучше всего подходит для этой работы. Если он сломается, тогда, конечно, очень плохо. Но она всегда может убедить Секретариат купить ей новый.
– Зачем же ты работаешь на нее, если ты так думаешь? Он улыбнулся.
– В порядке одолжения, дорогая. А теперь расскажи мне о Корчове.
И она рассказала, несмотря на Метц, предупреждение Хелен, а также внутренний голос, говоривший ей, что она рискует тем, что не может позволить себе потерять. Она рассказала ему все. Как она делала всегда.
– Можно закурить? – спросил Коэн, когда она закончила.
Она кивнула, и следующие сорок секунд он потратил на выбор, обрезку и зажигание сигары, свернутой вручную. После чего еще минуту молчал.
– Хорошая зажигалка, – сказала Ли.
– Тебе нравится? Я нашел ее сегодня в глубине ящика письменного стола. Должно быть, лежала там еще… ну, с того времени, когда ты, возможно, еще не родилась. – Он щелкнул зажигалкой еще раз, с интересом посмотрел на голубое пламя и показал Ли. – Подарок от моего второго мужа. Для математика у него был исключительно хороший вкус. Большинству из них нельзя даже позволить выбирать себе одежду.
Ли подумала, что она должна рассмеяться, услышав это, и она рассмеялась, а затем поставила зажигалку на стол между ними.
– Итак, – сказал Коэн, играя с зажигалкой, – рассказывал ли я тебе когда-нибудь историю об ожерелье королевы?
– О чем?
– L'affaire du collier de la reine.
[10]
– В его голосе звучало изумление. – Разве люди больше не преподают историю в своих школах?
– Я все эти уроки проспала.
Коэн деликатно втянул воздух носом. Ли как-то однажды видела старинный «плоский» фильм о французских аристократах на Земле. Все мужчины в нем носили расшитые камзолы, а вместо того, чтобы курить сигареты, нюхали табак. Жест Коэна напомнил ей о тех благородных утонченных вздохах, с помощью которых эти давно уже умершие аристократы употребляли свой табак.
