– В чем дело? – спросила Вэл. – А мне казалось, ты сторонница любви онлайн. Разве не ты говорила, что это любовь разума? Истинно духовный союз, не обремененный плотью?
– Надеюсь, я такого не говорила! – Рут прижала руку ко лбу, откинувшись назад в картинном обмороке. А потом она вдруг напряглась и резко села. – Эй, ты опять стянула хвост простой резинкой? У тебя волосы посекутся. Двигайся сюда. Кажется, у меня есть щетка и лента.
Вэл села верхом на скамейку впереди Рут, чтобы та смогла снять резинку.
– Ой! Ты только хуже делаешь!
– А разве вам, спортсменкам, не положено быть мужественными?
Рут расчесала Вэл волосы и продела их в матерчатое кольцо, стянув так крепко, что Вэл услышала, как лопаются тонкие волоски у нее на затылке.
Дженнифер подошла к ним и оперлась на свою клюшку для лакросса
[2]
.
С этой некрасивой крупной девицей Вэл училась с детского сада. Джен всегда казалась неестественно чистой, начиная с блестящих волос и кончая ослепительно белыми гольфами и отглаженными шортами. А еще она была капитаном их команды.
– Эй, лесбо, вали отсюда.
– Боишься заразиться? – ласково поинтересовалась Рут.
– Греби отсюда, Джен, – отозвалась Вэл не так остроумно и с опозданием на секунду.
– Здесь курить не положено, – сказала Джен, но смотрела при этом на треники Вэл.
Том нарисовал несмываемым маркером химеру на одной штанине. На второй были в основном девизы и всякая всячина, которые Вэл написала разноцветными фломастерами. Наверное, Джен считала этот костюм неподходящим для тренировок.
– Ладно. Мне все равно пора. – Рут затушила сигарету о скамейку, сделав в дереве лунку. – Пока, Вэл. Пока, развратная тихоня.
– Что с тобой? – мягко спросила Дженнифер, словно ей на самом деле хотелось, чтобы Вэл была ее подругой. – Почему ты с ней общаешься? Неужели ты не видишь, что она с прибабахом?
Вэл уставилась на нее, домысливая то, чего Джен не произнесла вслух: «Ты тоже лесбиянка? Ты меня хочешь? Мы тебя долго в команде терпеть не будем, если ты не подтянешься».
Если бы жизнь была видеоигрой, Вэл пустила бы в ход свой силовой прием, чтобы подбросить Джен в воздух и размазать по стенке двумя ударами клюшки для лакросса. Но, конечно, если бы жизнь действительно была видеоигрой, Вэл, наверное, пришлось бы это делать в бикини и с гигантскими сиськами, составленными из подвижных многогранников.
В реальной жизни Вэл покусала губу и пожала плечами, но руки у нее сжались в кулаки. После вступления в команду она уже участвовала в двух драках и третью позволить себе не могла.
– В чем дело? За тебя всегда говорит подружка?
Вэл ударила Джен кулаком в лицо.
Чувствуя боль в сбитых костяшках пальцев, Валери бросила рюкзак и клюшку для лакросса на заваленный вещами пол своей спальни. Покопавшись в вещах, она выхватила трусы и спортивный лифчик, который делал ее грудь еще более плоской, чем обычно. Потом, выбрав из груды одежды черные брюки и зеленый спортивный свитер с капюшоном, она прошагала обратно в коридор. Рифленые подошвы ступали по книжкам сказок, давно оставшимся без обложек, и оставляли грязные следы на разноцветных коробочках видеоигр. Девушка услышала, как под пятками захрустел пластик, и попыталась отшвырнуть хоть часть на безопасное расстояние.
В ванной, дверь которой выходила в коридор, Вэл содрала с себя форму. Проведя мочалкой под мышками, она нанесла новый слой дезодоранта, потрогала сбитую кожу на руках и начала одеваться.
«Это был твой последний шанс», – сказал тренер.
Она прождала сорок пять минут у него в кабинете, пока остальные тренировались, но как только он вошел, еще до того, как он открыл рот, ей стало понятно, что он скажет: «Мы не можем оставить тебя в команде. Ты нарушаешь атмосферу товарищества. Нам надо быть единым отрядом с одной целью: побеждать. Ты ведь понимаешь, правда?»
В дверь стукнули всего раз – и тут же ее открыли. Ее мать стояла в дверях, не снимая идеально ухоженной руки с дверной ручки.
– Что ты сделала с лицом?
Вэл втянула разбитую губу в рот, а потом посмотрелась в зеркало. Она совсем про нее забыла.
– Ничего. Просто ударилась на тренировке.
– Ты ужасно выглядишь.
Ее мать протиснулась внутрь, встряхивая недавно мелированными стрижеными волосами, и они обе отразились в зеркале. Каждый раз, когда мать ходила в парикмахерскую, ей усиливали мелирование, так что темно-русые волосы терялись в светлых прядях.
– Блин, вот спасибо! – фыркнула Вэл, почти не обидевшись. – Я опаздываю. Опаздываю, опаздываю, опаздываю. Как белый кролик.
– Постой.
Мать повернулась и вышла из ванной. Взгляд Вэл последовал за ней по коридору до полосатых обоев и семейных фотографий: мать – вице-королева красоты, Валери в брекетах рядом с матерью на диване, бабушка и дедушка перед своим ресторанчиком, снова Валери, на этот раз со сводной сестрой на руках в доме отца – улыбки на их застывших лицах выглядели мультяшными, открытые зубы казались слишком белыми.
Спустя несколько минут мать вернулась с косметичкой в черно-белую полоску.
– Не шевелись.
Валери нахмурилась, продолжая зашнуровывать свои любимые зеленые кроссовки.
– Мне некогда. Том вот-вот придет.
Она забыла надеть часы, поэтому отогнула манжет маминой блузки и посмотрела на циферблат. Том уже сильно опаздывал.
– Том сможет сам себе открыть.
Мать Валери окунула палец в какой-то густой бежевый крем и начала легонько похлопывать им под глазами Вэл.
– Ссадина у меня на губе, – проворчала Вэл.
Она не любила макияж. Стоило ей засмеяться, у нее начинали слезиться глаза, и краска текла, как будто она плакала.
– Тебе не мешало бы немного подкраситься. В Нью-Йорке принято хорошо выглядеть.
– Ма, мы идем на хоккейный матч, а не на оперу.
Мать привычно вздохнула, как бы говоря, что со временем Вэл поймет, как сильно заблуждалась. Она нанесла на лицо Вэл тональную пудру, а поверх нее – бесцветную. Потом чуть подкрасила тенями веки. Вэл вспомнила школьный вечер прошлой весной и понадеялась, что мать не станет вновь превращать ее в сверкающую блестками куклу. В довершение всего губ Вэл коснулась помада. Ранка тут же заболела.
– Все? – спросила Вэл, когда мать взялась за тушь для ресниц.
Скосив глаза на материнские часы, она поняла, что до поезда осталось примерно пятнадцать минут.
