Книга Возможность острова, страница 67. Автор книги Мишель Уэльбек

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Возможность острова»

Cтраница 67
Даниель25,12

Сегодня утром, перед самым рассветом, я получил от Марии23 следующее сообщение:


На мягкой мембране

Улыбки теней.

Мы дремлем в тумане

Бессолнечных дней.


399, 2347, 3268, 3846. На экране возникло изображение огромной гостиной с белыми стенами и низкими диванами, обитыми белой кожей; ковёр на полу тоже был белый. В огромном окне виднелась башня Крайслер-билдинга — я однажды видел её на какой-то старой репродукции. Спустя несколько секунд перед камерой появилась довольно молодая неоженщина, лет двадцати пяти самое большее; она уселась перед объективом. Волосы на голове и лобке у неё были чёрные, густые и кудрявые; от гармоничного тела с широкими бёдрами и округлыми грудями исходило ощущение силы и энергии; примерно такой я и представлял себе её внешность. На фоне картинки быстро прокрутилось ещё одно сообщение:


Море душит меня и песок.

Череда одинаковых мгновений -

Словно большие птицы, тихо парящие над Нью-Йорком,

Их полет безнадёжно высок.


Идём же! Пред нами на ярком просторе,

Играя на солнце, заплещется море,

Мы вспомним пути, где шагали с тобой,

Стремясь к бытию непривычной стопой.

Не секрет, что среди неолюдей встречаются отступники; эксплицитно об этом не говорят, но иногда встречаются некоторые аллюзии, просачиваются слухи. Никаких мер против дезертиров никто не принимает, никто не пытается отыскать их следы; просто из Центрального Населённого пункта приезжает специальная команда и окончательно запирает занимаемую ими станцию, а род, к которому они принадлежали, объявляется угасшим.

Я понимал, что если Мария23 решила оставить свой пост и присоединиться к сообществу дикарей, то никакие мои слова не заставят её передумать. Несколько минут она нервно ходила взад и вперёд по комнате; казалось, её гложет сомнение, дважды она почти исчезала с экрана.

— Не знаю, что меня ждёт, — сказала она наконец, повернувшись к объективу, — знаю только, что хочу жить более полной жизнью. Я не сразу приняла это решение, я постаралась собрать всю доступную информацию. Мы много говорили об этом с Эстер31, она тоже живёт в развалинах Нью-Йорка; три недели назад мы даже с ней встречались физически. Это не невозможно; вначале сознанию очень трудно адаптироваться, нелегко покинуть пределы станции, чувствуешь огромную тревогу и напряжение; но это не невозможно…


Я переварил информацию и слегка кивнул в знак того, что понял.

— Конечно, я говорю о преемнице той самой Эстер, с которой был знаком твой предок, — продолжала она. — В какой-то момент я считала, что она согласится пойти со мной, но в конце концов она отказалась, по крайней мере на данный момент; и тем не менее мне кажется, что её тоже не удовлетворяет наш образ жизни. Мы не раз говорили о тебе; думаю, она будет рада войти в интермедийную фазу.

Я снова кивнул. Она ещё несколько секунд пристально смотрела в объектив, не говоря ни слова, потом со странной улыбкой закинула за спину лёгкий рюкзак, отвернулась и ушла из камеры куда-то налево. Я ещё долго сидел, не двигаясь, перед экраном, на котором по-прежнему стояло изображение пустой комнаты.

Даниель1,24

Несколько недель я провёл в полной прострации, потом снова взялся за рассказ о жизни; но это почти не принесло облегчения: я дошёл примерно до нашей встречи с Изабель, изготовление приглаженного дубликата моих реальных переживаний казалось мне делом несколько нечистым и, уж во всяком случае, не самым важным и замечательным; напротив, Венсан, судя по всему, придавал рассказу огромное значение, каждую неделю звонил и спрашивал, как идут дела, а однажды даже сказал, что в определённом смысле мой труд не менее важен, чем работа Учёного на Лансароте. Он, конечно, сильно преувеличивал, но всё-таки его слова придали мне сил и рвения; надо же, я теперь полагался на него во всём, верил ему, словно оракулу.

Постепенно дни становились длиннее, погода — теплее и суше, и я стал немного чаще выходить из дому; чтобы обойти стройку, я сворачивал к холмам и уже оттуда спускался к скалам; передо мной лежало необъятное серое море, такое же серое и плоское, как моя жизнь. Поднимаясь, я нередко останавливался и поджидал Фокса, приноравливался к его темпу; он был явно счастлив от этих долгих прогулок, хотя ходить ему становилось все труднее. Мы ложились спать очень рано, до захода солнца; я никогда не смотрел телевизор, забыл продлить подписку на спутниковые каналы; читать я тоже ничего не читал, теперь мне надоел даже Бальзак. Общественная жизнь волновала меня безусловно меньше, чем в ту пору, когда я писал свои скетчи; собственно, я уже тогда знал, что избрал для себя жанр с ограниченными возможностями, что он не позволит мне за всю карьеру сделать и десятой части того, что Бальзак умел делать в одном-единственном романе, и отлично понимал, скольким ему обязан; у меня хранилось полное собрание моих скетчей, десятка полтора DVD, все спектакли записывались, но ни разу за все эти мучительно долгие дни мне не пришло в голову их пересмотреть. Критики часто сравнивали меня с французскими моралистами, иногда с Лихтенбергом, но ни разу никто не упомянул ни Мольера, ни Бальзака. Я всё-таки перечитал «Блеск и нищету куртизанок», главным образом из-за персонажа Нусингена. Поразительно, как Бальзаку удалось придать персонажу влюблённого старикашки столь волнующее измерение; вообще-то, если подумать, оно, совершенно очевидно, заложено в этом вечном образе изначально, по определению, но вот у Мольера ничего подобного нет и в помине; правда, Мольер писал комедии, а тут всегда встаёт одна и та же проблема, в конечном счёте всегда сталкиваешься с одной и той же трудностью — с тем, что жизнь по сути своей штука не комичная.


В то дождливое апрельское утро, помесив минут пять грязь в развороченных колеях, я решил сократить прогулку. Дойдя до двери, я обнаружил, что Фокса нет; полил ливень, в пяти метрах ничего не было видно, где-то близко грохотал экскаватор, но и его скрывала стена воды. Я зашёл в дом, взял дождевик и под проливным дождём отправился на поиски, не пропуская ни одного уголка, где он любил останавливаться, принюхиваясь к интересным запахам.

Я нашёл его только под вечер, метрах в трехстах от виллы; наверное, я не раз проходил мимо, не замечая его. Из грязи торчала только его голова, немного испачканная кровью, с вываленным языком и застывшим ужасом в глазах. Раскопав руками грязь, я вытащил его тело — лопнувшее, словно шарик из плоти, все внутренности вылезли наружу; он лежал далеко от дороги, грузовик специально свернул, чтобы его задавить. Я снял с себя плащ, завернул в него Фокса и вернулся домой, сгорбившись, обливаясь слезами и отводя глаза, чтобы не встречаться взглядом с рабочими, а они останавливались и провожали меня нехорошей усмешкой.


Наверное, я плакал долго; когда слезы иссякли, уже почти спустилась ночь; стройка опустела, но дождь по-прежнему лил. Я вышел в сад, туда, где прежде был сад, а теперь пыльный пустырь летом и грязное болото зимой. Выкопать могилу у угла дома не составило никакого труда; сверху я положил одну из его любимых игрушек, пластиковую уточку. От дождя грязь расползлась ещё сильнее и затопила игрушку; я снова заплакал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация