— Водочки? — неожиданно, несмотря на субординацию, обрел дар речи лысый Джедай. Видно, уж очень жалко я выглядел. Я с благодарностью посмотрел на него… Никогда раньше не замечал я в себе никаких особенных способностей к предчувствию, но сейчас, в миг потрясения, мне показалось, что на лице этого человека я вижу некую незримую печать. «Не жилец», — подумалось мне.
— Налей, — согласился я. — Как, говоришь, твоя фамилия, подданный? попробовал я на вкус новое для меня словечко.
— Семецкий я, — отозвался он, — наполняя рюмки.
— А моя фамилия — Синицын, — отозвался второй, хотя никто его и не спрашивал.
— Береги себя, Семецкий, — сказал я, поднимая налитое. — Хороший ты, видно, человек. И товарищ твой вроде тоже ничего, — решил я не обижать и второго.
Но похоже, их фамильярность со мной дядюшке Сэму показалась недопустимой.
— За государя всея Руси Романа Михайловича Без-углова-Романова, — с нажимом произнес он, — хоть и не венчанного пока на царствование, но законного по крови!
Именно то, что я полностью уверовал в свое царское происхождение, вызывало во мне протест по отношению к этой театральности.
— А меня тоже… как Михалкова — на кол не посадят? — поинтересовался я дурашливо. Но дядюшка Сэм моего ернического тона не услышал или не пожелал услышать.
— Вся Россия возликует, когда на трон взойдет Романов, — торжественно возвестил он. — Истинно вам говорю.
— А какая она сейчас, Россия? — спросил я. — Большая?
— Восемнадцать планетных систем из тридцати одной освоенной человеком, не без гордости сообщил дядюшка Сэм, — империя включает в себя девять автономных территориальных субъектов.
— А Земля — наша?
— Земли нет, — покачал он головой. — Земля уничтожена в двадцать третьем столетии — двести лет назад. Наш звездолет вращается сейчас как раз по ее былой орбите.
— Эх, — выдавил я из себя, чувствуя, как сердце сжимается жалостью. Вдруг перед глазами почему-то возникло лицо Ольги… Хотя, что тут непонятного? Она последний человек, с которым я разговаривал в своем времени на не существующей ныне планете… И ведь для меня с того момента прошло каких-то несколько часов!
А может, вытащить и ее сюда — на царствование? Престол всея Руси из восемнадцати обжитых планетных систем — это не прожженное сигаретой кресло «форда-Сиерры» восемьдесят второго года выпуска… Но… Рано об этом. Да и вряд ли это выполнимо.
И, не зная, что сказать еще, я просто опрокинул рюмку.
Столичная планета Москва, куда мы сейчас должны были направиться, находилась в центральной части галактики, но для того, чтобы добраться до нее, необходимо было, оказывается, сперва подзарядиться энергией на заправочной станции в районе Бетельгейзе. Только тогда мы сможем совершить нульпространственный скачок, в один миг оказавшись возле Москвы, а до Бетельгейзе будем тащиться целых несколько дней в экономичном режиме «поглощения пространства», как назвал его дядюшка Сэм.
Ничего особенного. Помню, я как-то в Смоленск летел, так путь от дома до аэропорта на автобусе занял ровно в четыре раза больше времени, чем сам полет…
А энергии у нас маловато потому, оказывается, что ее здорово жрет машина времени. Особенно в тот момент, когда заставляет время остановиться. Потому-то там, на Земле, когда я в момент аварии замешкался, Синицын и Семецкий и бежали за мной, как угорелые, что каждая секунда пребывания там влетала их фракции не то что в копеечку, а в добрый миллиардик.
Еще я узнал, почему все там слегка вибрировало. Им ведь нужно было не просто попасть в прошлое, а выкрасть меня в миг катастрофы, то есть именно остановить время. Однако по выкладкам изобретателя установки выходило, что если в паузе не гонять время вперед и назад на коротком отрезке, а по-настоящему остановить его, то все связи между частицами реальности разрушатся, ведь движение — основа материи… И все тогда. Хана нашему миру.
— А давно уже люди путешествуют во времени? — поинтересовался я.
— Это был первый и последний раз, — сообщил дядюшка Сэм как ни в чем не бывало, я же от этого заявления просто обалдел. — Как только вы сюда прибыли, установка отправлена в зону безвременья, а изобретатель… — он отвел взгляд. Из его памяти будет удалено все лишнее.
Однако я догадался, что с изобретателем будет худо.
— А кто он? — спросил я.
— Семецкий, — ответил дядюшка Сэм.
«Так я и знал, что этот симпатяга плохо кончит», — подумал я. И дальнейшее показало, что я был прав, хотя и обернулось все совсем не так, как я предполагал… Но все-таки еще более в рассказе дядюшки Сэма меня поразило другое:
— И лишь ради того, чтобы вытащить меня из прошлого, вы рисковали существованием всего мироздания?!
— Нет. Мы рисковали ради будущего России, — с апломбом заявил он. — И мы выиграли.
«Ненавижу фанатиков», — подумал я. Но промолчал. А еще решил, когда представится такая возможность, предупредить Семецкого об опасности. Но не успел.
Я узнал также, почему дядюшка Сэм не опасается, что появятся и другие претенденты на российский престол по ветви Романовых. Оказывается, еще во времена правления Михалкова и последующих монархов разнообразные спецслужбы методично «купировали» все ветви романовского генеалогического древа. Чтобы ни у кого не возникало искушения реставрировать эту династию. В результате ни одна ветвь не дотянула и до конца двадцать первого века.
А нашли меня так. В режиме сканирования «машина времени», рассказал мне дядюшка Сэм, работает абсолютно безопасно и энергии потребляет совсем немного. Пользуясь этим в сочетании с генным детектором, найти и отследить жизненные пути всех потомков Романовых было хоть и трудно, но выполнимо. Благо средств не жалели. А образцы генов получили, похитив микрочастицу мощей из соборного храма святого царя-искупителя Николая Второго, канонизированного как мученика еще в конце двадцатого века.
Бред. Но не я его выдумал. Выяснилось к тому же, что нашли меня уже довольно давно, дистанционно сняли мои точные генетические данные и вырастили мой клон. Его-то мы и запихали в «Форд». Клонирование людей, по словам дядюшки, считается преступлением пострашнее убийства, да к тому же дело это сложное и дорогостоящее, в особенности выращивание в ускоренном режиме. Но надо быть последовательным, даже совершая преступление.
Я, конечно же, спросил, почему им тогда было не создать клон Николая-Второго да и не посадить на трон именно его? Но дядюшка ответил, что клонирование людей — дело, противное Богу, это общепризнанный факт, и такого царя народ никогда бы не признал. Без смуты не обошлось бы.
Далее дядюшка поведал, что носителей генома Романовых в нашем веке нашли довольно много. Почему же остановились именно на мне? Ответ и на этот вопрос был также достаточно прост. Во-первых, возраст, в котором я погиб (а забрать человека из прошлого можно только в момент его гибели). Царь нужен был не старый, способный продолжить свой род. Но и не какой-нибудь желторотый юнец: держать в тайне его существование до достижения зрелости потомкам тоже не улыбалось. Во-вторых, не зная о своих корнях, я не был испорчен сознанием своего врожденного величия, как какие-нибудь Великие Князья-седьмая вода на киселе, схоронившиеся в семнадцатом году в парижских борделях…
