ГЛАВА 22
Совершенно не подозревая о чрезмерной самостоятельности и смелости Гастурта, Симеон вместе со своими племянниками осматривал жилище Шиллиха, распределив комнаты на сектора для самостоятельного изучения. Втроем они были так поглощены своим кропотливым делом, что каждый работал в своем углу, не поднимая головы.
Не так то легко ощупывать пристальными взглядами каждый клочок замусоренного пространства и искать там нечто подозрительное. Особенно после того, как почти каждую вещь уже окутал толстый слой пыли, налетевшей за несколько месяцев, прошедших с той самой ночи, когда здесь произошло ужасное злодеяние.
Несколько раз внимание Симеона привлекали странные, необычные следы, слабо видневшиеся кое-где на замусоренных половицах. Людям, без всякого сомнения, эти отпечатки не могли принадлежать. Он мог бы поклясться, что и ни один паук из всех ему известных не мог бы оставить такие следы.
Отчетливо проявлялся отпечаток самого большого пальца из трех и такая конфигурация никак не могла присутствовать на лапе смертоносца.
— Да, если бы мы зимой тут тщательно все осмотрели… Многое сразу бы прояснилось… — тихонько он даже проворчал себе в седую бороду. Смертоносцы в этих делах не замешаны. Теперь мне это ясно, все читается, как по ученой книге… Не нужно было бы тащиться за разрядниками, не нужно было разрезать их на половины…
— Что там у вас? — спросил он у племянников. Удалось что-нибудь обнаружить?
— Кое-что попалось. Нечто интересное я, по-моему, уже нашел… — задумчиво отозвался Фелим.
— Что там у тебя?
— Сейчас, покажу, — сказал ассистент и почтительно подошел к своему авторитетному дяде.
Пальцы Фелима аккуратно сжимали пучки какой-то шерсти.
— Если бы мне сказали на научной конференции, что эти пыльные волосы принадлежат человеку, я рассмеялся бы докладчику в лицо, — пояснил он, передавая находку. Там все просто усеяно ими… В моем углу валяется немало таких… — Может, щетка для пыли?
— Непохоже, здесь капельки крови, они выдраны с корнем…
Симеон взял у него несколько отдельных жгутиков и внимательно рассмотрел их.
— Жесткие, упругие… очень эластичные… — с недоумением протянул он. Что-то совсем непохоже на мохнатое покрытие пауков… Но и не человеческие…
— Да, наши потомки с покрытием такого рода жили на этой планете миллионы лет назад…
— Нужно говорить «на нашей планете», — машинально поправил его Симеон и снова впился взглядом в обрывки шерсти. Прах меня побери, если я знаю, кому это принадлежит…
К их беседе присоединился и Бойд, тоже заинтересовавшийся необычными уликами.
— Похоже на шерсть дикого кабана, — авторитетно определил он. Без всяких сомнений: серый лесной кабан!
В ответ раздался язвительный смех. Даже суровый Симеон, забыв о трагической ситуации, из-за которой они пришли в этот дом, расхохотался во весь голос. Утирая слезы кончиком рукава своей знаменитой походной туники, он полюбопытствовал:
— Как же ты себе представляешь произошедшее? Мы с твоим братом определили, что шерсть, выдранная в больших количествах и валяющаяся на полу в крайней комнате, служит доказательством вспыхнувшей здесь когда-то схватки…
Скрестив руки на груди, Фелим сверлил саркастическим взглядом своего старшего брата. Между ними с детства полыхало соперничество, никто не хотел уступать лидерство, поэтому интеллектуальные баталии не прекращались практически ни на один день.
— Ты хочешь сказать, что дикие кабаны забрался зимой в дом бедняги Шиллиха и напали на обитателей, сожрав всех без остатка? — сладким, нарочито невинным тоном спросил Фелим.
— Ну, я такого не заявлял, как ты помнишь, — пошел на попятную Бойд.
Он продолжал рассматривать шерсть и неожиданно предположил:
— Почему бы это не могла быть крыса? Словно ожидая его очередного научного ляпсуса, Фелим опять с готовностью рассмеялся.
— Почему бы не кролик? — сквозь смех предложил он. Для кролика эта шубка будет в самый раз, ведь он…
— Тихо! А ну-ка захлопни свой ехидный клюв, пересмешник! — вдруг громогласно оборвал его Симеон. Здесь не место для такого веселья!..
От обиды улыбка сползла с губ Фелима. Он уже приготовился оскорбиться, но тут внезапно в комнату влетел раскрасневшийся от волнения Марбус и выпалил прямо с порога: — Доктор, примите мои извинения… но я не хотел подводить друга! Я ничего не говорил, все ждал, пока он сам возвратится…
— О чем ты? — сдвинул седые брови Симеон. Ничего не понимаю в этой ахинее…
— Гастурт обнаружил подземный ход и спустился туда, — возбужденно объяснял охранник. Но сейчас мне показалось, что он зовет на помощь!
— Что же ты сразу не сказал, черепаший череп! — взревел доктор. Скорее туда!
Они свалились всей кучей в земляной колодец, звучно стукаясь лбами при падении. Но боли никто не замечал потому, что вдалеке глухо послышался крик о помощи.
Запалив на ходу креозотовые факела, вчетвером они ринулись на голос. Ноги их скользили на ступенях, покрытых вековой слизью и плесенью. Губы жадно хватали влажный зловонный воздух, смердящий сырой землей, невероятными испарениями и тем самым запахом, который пропитывал весь дом Шиллиха до самой мелкой доски.
В свете факелов они увидели впереди какие-то неясные тени, метавшиеся в центре продолговатой платформы. Оттуда доносились звуки яростной схватки, — брань, стоны, тяжелое хриплое дыхание…
Не оставалось сомнения, что Гастурт борется с каким-то достаточно крупными зверями, по размерам напоминающими крупных, массивных собак.
Увидев влетевших людей, эти подземные существа оторопели. На мгновение они застыли, словно прикидывая свои силы, а потом развернулись и стремительно ринулись прочь, исчезая в темноте и оставляя на скользком каменном полу недвижное тело телохранителя Найла.
Даже в полумраке, в мечущемся свете факельных языков было видно, что он тяжело ранен. Рядом с телом растекались темные пятна, он истекал кровью и пятна с каждым мгновением увеличивались в размерах…
— О, проклятие! Он мертв… — вскричал Марбус, размахивая своим клинком.
В отчаянии он рванулся в погоню, но тщетно. Хищники моментально растворились во мраке, и парню пришлось быстро вернуться.
От отчаяния плечи его тряслись. Он почти рыдал и судорожно повторял:
— Мой друг погиб… погиб… Почему я не пошел с ним вместе? Почему! Никогда себе не прощу…
Симеон, наклонившись над Гастуртом, проверил его пульс и громко оборвал:
— Закрой рот, трещалка! Он дышит… Гастурт жив!
— Жив? — не помня себя от радости, переспросил Марбус. — Я понесу его на руках… я потащу его до ворот Дворца!
В этот момент окровавленный охранник зашевелился, словно заслышав человеческую речь. Друг, ты жив! — в порыве детского восторга завопил Марбус. — Мы рядом с тобой!
