— Что же это значит, Крис?
Он поднимает руку и проводит пальцем по моей нижней губе. Прикосновение исполнено нежности, и все же за внешним спокойствием ощущается с трудом сдерживаемое, готовое в любую секунду вырваться на поверхность отчаяние. Кажется, я уже почти научилась узнавать это состояние.
— Мог бы многое тебе показать, Сара, но боюсь, что ты тут же убежишь. — В голосе звучит искреннее сожаление.
Он стоит неподвижно, но меня внезапно постигает необъяснимо острый страх потери: хватаю его за руку и подхожу ближе.
— Почему ты решил, что убегу?
— Потому что знаю.
Неужели он думает, что сегодня довел меня до предела возможного? Неужели не видит, что я нуждаюсь в спасении и хочу большего?
— Ошибаешься.
Он качает головой:
— Нет, к сожалению, не ошибаюсь.
Открываю рот, чтобы возразить, но у него в кармане звонит сотовый. Собственно, не звонит, а играет: звучит фортепианная музыка. Готова поспорить на свою любимую машину, что исполняет пьесу его отец. А я сказала, что ненавижу своего отца. И что это на меня нашло? Отец Криса уже умер, но сразу видно, что сын высоко его ценит.
Крис достает телефон и отвечает на звонок — не сомневаюсь, что пользуется удачным поводом прервать разговор.
— Все верно, — произносит он в трубку. — Мою обычную и еще одну. Подождите секунду. — Вопросительно смотрит на меня. — Какую пиццу?
Ему звонят из пиццерии? Я в смятении.
— С сыром.
— Мою обычную, но двойную, — уточняет Крис. — Да-да. Спасибо. — Он отключается. — Пицца уже едет.
— Вот что называется настоящим сервисом.
— Они скоро закрываются. Джейкоб зашел, чтобы взять себе, и спросил, звонил ли я.
— Как я уже сказала, это и есть настоящий сервис.
— Мы с хозяином знакомы уже лет десять, а поскольку он держит еще и мясную лавку, куда я частенько захожу, то успели стать почти родственниками. Я у него любимый клиент, потому что ем много и часто. — Крис берет меня за руку и подводит к дивану. — Устраивайся поудобнее. Сейчас принесу тарелки и что-нибудь выпить. Будем есть прямо здесь. — Он улыбается. — Конечно, если тебе еще не надоело смотреть в окно.
Качаю головой, сажусь и вздрагиваю: мягкая коричневая кожа кажется холодной и неуютной.
— Это была не самая удачная из твоих шуток.
Крис берет со стола пульт, нажимает кнопку, и газовый камин в правом углу оживает.
— А я вообще большой мастер неудачных шуток.
— Точно. — Согласно киваю и натягиваю коричневый плед. — Это я уже знаю. Например, что означает выражение «человек в одном красном ботинке»?
— Разве тебе не нравится Том Хэнкс?
— Это старый фильм.
— Уважаю классику. — Крис садится рядом, берет другой пульт, снова нажимает кнопку; с потолка плавно спускается огромный плоский телевизор и замирает над камином.
Крис протягивает мне пульт.
— Ключ к моему замку в твоем полном распоряжении.
Рядом с этим человеком мне хорошо и интересно, как не было еще никогда и ни с кем.
— «Человек в одном красном ботинке» — это классика?
— Точно так же, как «Остин Пауэрс».
— «Остин Пауэрс»? — переспрашиваю удивленно. — Только не говори, что любишь «Остина Пауэрса».
— А ты видела этот фильм?
— Честно говоря, от начала и до конца не видела, — признаюсь откровенно. — Но все эти трюки выглядят невероятно глупо.
— В том-то и смысл, детка. Отличный способ убежать от реальности. — Он встает. — Пойду за тарелками. — Губы слегка вздрагивают. — Может быть, выпьешь немного вина?
— Нет, — отвечаю твердо. — Вина не хочу.
— А «Корону»?
— Нет. Ни за что. Никакого алкоголя.
— В таком случае могу предложить только воду или «Гаторейд».
— Воду. Никогда не пью калории, которые можно съесть. Так останется больше места для пиццы.
— Понятно, — с улыбкой отвечает Крис. — Чем больше пиццы, тем лучше. Сейчас вернусь.
Забираюсь на диван с ногами и смотрю, как он идет к просторной кухне — сильный, мускулистый, но в то же время легкий и по-мужски грациозный. А еще забавный, очаровательный и заботливый — без тени самолюбования, хотя имеет полное право возомнить себя божеством. Этот человек сумел победить самого Марка Комптона, короля самоуверенности, а потом прижал меня к стеклу и овладел с темной страстью, рожденной в неведомой бездне. Этот человек признался, что показал бы мне многое, если бы не боялся, что я убегу. Сгораю от стремления узнать, что это значит, что скрывается в глубине его души. Второй раз за вечер думаю, что мы с ним — две израненные птицы, неспособные принести друг другу ничего, кроме страданий, но уйти все равно не могу. Нет, не так. Дело даже не в том, что не могу. Просто не хочу.
Глава 16
Крис едва успевает поставить на стол две тарелки и пару бутылок воды, как комната наполняется странным гудением.
— Что это? — спрашиваю настороженно.
— Мой вариант дверного звонка, — отвечает он с мальчишеской улыбкой, которой невозможно было ожидать от мрачного, сосредоточенного волшебника, полчаса назад творившего со мной чудеса. — Даже если посетителю удастся справиться с кодом в лифте, дверь все равно откроется только по моей воле.
— Но это не может быть пицца, правда? Они звонили всего десять минут назад, не больше.
— Да, прошло ровно десять минут, — соглашается Крис. — Скорее всего они приготовили мой обычный заказ еще до звонка. — Он вскакивает и быстро проводит ладонями по джинсам.
— Где ванная? — Я тоже встаю.
Он кивает на дверь возле камина и идет к лифту. Смотрю вслед и представляю, как прореагировала бы, если бы доставила пиццу, а Крис открыл дверь без рубашки. Татуировка. Никогда не отличалась любовью к данному жанру изобразительного искусства, но ничего более возбуждающего, чем его дракон, в жизни не встречала. Или Крис обладает способностью вызывать желание каждой своей особенностью?
Он набирает на электронном замке код, и дверь открывается. Покрасневшей от смущения женщины не вижу, зато слышу низкий голос Джейкоба и волнующий смех Криса. Звук рождает опасные, крайне нежелательные ощущения. Нет, только не это! Не ходи этой дорогой, Сара. Не позволяй себе влюбиться. Это не больше чем приключение, краткий побег от действительности.
Крис поворачивается и идет ко мне с двумя коробками пиццы в руках. В голове пульсирует одно-единственное желание — чтобы он снова прижал меня к стеклу и довел до исступления. Да, он умеет соблазнять каждым движением, каждым жестом, каждым взглядом. Не хочу омрачать блаженство мыслями о том, что будет дальше. В объятиях этого мужчины не остается сил ни на что другое, кроме ощущений, которые он дарит. Чувствую зверский голод, но пицца не способна его утолить.
