Пролетаем по улицам города. Крис включает радио, и из приемника льется давняя песня группы «AC/DC» «Снова в черном». Не считаю нужным сдерживать смех.
— Старая школа? Что ж, отлично сочетается с одержимостью «мустангами».
— Обычно я работаю под музыку. Эта композиция напоминает об одной недавней картине.
— Каждое произведение соотносится с конкретной песней? — Я счастлива приоткрыть хотя бы крохотный уголок таинственного занавеса.
— Иногда постоянно кручу одну и ту же песню, а некоторые картины собирают целую музыкальную коллекцию.
— И с какой же работой связана эта мелодия?
— «Ночная гроза в Сан-Франциско». Продал на аукционе в прошлом году.
Сворачиваем на мост Бэй-бридж. Хочется узнать, куда мы едем, но еще больше интересует сам Крис.
— «Темное море», — уточняю я, так как прекрасно помню картину, о которой он говорит.
Крис бросает на меня быстрый взгляд.
— А ты хорошо осведомлена, правда? Знаешь и художников, и работы.
Улыбаясь, спрашиваю себя, смогу ли когда-нибудь по-настоящему узнать своего художника.
— Эта картина ушла за баснословную цену. Кажется, число семизначное.
— Точно, — подтверждает Крис.
Поворачиваюсь и пристально изучаю чеканный профиль.
— Что чувствует мастер, когда люди платят за его произведение бешеные деньги?
— Что это лучший способ самоутверждения.
Ответ звучит неожиданно.
— Но тебе-то оно зачем? Неужели до сих пор сомневаешься в собственных силах?
Крис выезжает из города и мчится по шоссе.
— Проблема в том, что я подолгу работаю в полном одиночестве, а потом представляю миру то, что получилось, но изменить уже ничего не могу. Представь себе, не все картины пользуются таким невероятным успехом. Многие получают весьма скромную оценку.
— Живопись приносит тебе миллионы. Это немалые деньги.
— Дело не в деньгах. Все равно почти все гонорары жертвую на благотворительность.
— Отдаешь то, что заработал творческим трудом?
— Именно так.
— И кому же?
— Несколько лет назад меня уговорили принять участие в вечере в пользу детского госпиталя в Лос-Анджелесе. То, что я там увидел, невозможно забыть. Мужественные дети и несчастные родители, которые внутренне умирают вместе с ними. Дал себе слово помогать чем могу и с тех пор регулярно перечисляю приличные суммы.
Крис Мерит жертвует деньги на спасение больных детей. Еще одна неожиданная сторона этого сложного, многогранного человека. Понимаю, что потребность помогать тем, кому еще хуже, родилась в той части души, которая болит и кровоточит. Значит, он страдает?
— Уже догадалась, куда едем? — хитро спрашивает Крис, прежде чем я успеваю выразить восхищение его великодушием.
Смотрю по сторонам и вижу, что мчимся мы по шоссе 29-Север.
— В долину Напа? — Внезапно приходит озарение: он везет меня в винодельческий край, чтобы помочь освоиться в новой сфере.
— Была там когда-нибудь?
Со смехом отмахиваюсь:
— Что ты, конечно, нет. Я не шутила, когда призналась, что не понимаю в вине ровным счетом ничего. Теперь, наверное, кое-что успела узнать, но все равно очень мало.
— Ничего страшного, грех вполне поправимый, — успокаивает Крис.
С трудом верю своему счастью: впервые в жизни еду на виноградники. Разве можно представить что-нибудь интереснее?
— Я в восторге, Крис. Спасибо.
Он сжимает мою руку, подносит к губам и целует.
— Мечтаю хорошенько тебя напоить и получить в свое полное распоряжение.
Блаженно улыбаюсь:
— Рыцарство не знает преград.
— На то и рассчитываю, — соглашается Крис и озабоченно добавляет: — Ты очень мало спала. Может быть, немного отдохнешь, чтобы восстановить силы для новых впечатлений?
— А как же ты? Ты спал еще меньше.
— Достаточно. Закрой глаза, детка. Учти, что, кроме как в машине, уснуть тебе вряд ли удастся.
Звучит убедительно.
— Да, пожалуй, немного вздремну. — Веки тяжелеют, мягкое мурлыканье мотора убаюкивает. Давно я не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, когда Крис уверенно держит руль.
Глава 22
— Проснись, детка. Почти приехали.
Чувствую на своей руке теплую ладонь и открываю глаза.
— Куда?
— В отель.
— Даже не заметила, как уснула. И сколько же мне удалось поспать?
— Полчаса, причем по-настоящему.
Вздыхаю, приподнимаюсь на сиденье, потягиваюсь и смотрю в окно. Вокруг царствуют зеленые горы.
— Ого! Вот это пейзаж! Даже не представляла, что Калифорния способна на такие чудеса!
— Это горы Маякамас. Потрясающе красиво!
— Странно, что их нет на твоих картинах.
— Ты же знаешь, я не пишу сельские пейзажи. Странно, однако, что ты ни разу здесь не была. Живешь в Сан-Франциско с тех пор, как поступила в колледж, правильно?
Киваю:
— Да. Просто… с глаз долой — из сердца вон. Почему-то никогда не думала о долине Напа. — Не думала, потому что на учительскую зарплату далеко не уедешь, добавляю мысленно и зачарованно смотрю на отель с поэтичным французским названием: «Auberge de Nuit». Местечко явно для богатых и знаменитых. Помню, что читала о нем в журнале и страдала оттого, что никогда не смогу увидеть собственными глазами.
— Не в первый раз слышу от тебя эту поговорку. Пора заменить ее на что-либо другое, детка. Вот увидишь, я настроен решительно. — Он уверенно ведет машину по широкой аллее, а я пытаюсь избавиться от вызванного его словами горького сожаления. Не хочу думать о том, что рано или поздно Крис исчезнет, хотя знаю, что это неизбежно произойдет. Живу сегодняшним днем и верю в мечту.
Как только «порше» останавливается под навесом возле подъезда отеля, дверь открывает человек в безупречном черном костюме. Выхожу из машины, а Крис делает то же самое со своей стороны.
— Рад вас видеть, мистер Мерит, — приветствует швейцар.
Крис обходит капот и бросает ему ключи от машины.
— Только не угони, Рич.
— Не волнуйтесь, сэр, — широко улыбается Рич, и Крис протягивает чаевые — стодолларовую банкноту. Шестая часть моей недельной платы за парковку.
— Чемоданы в багажнике.
— Немедленно позабочусь, сэр, — заверяет швейцар. — Готовите новый показ в галерее? Странно, но я почему-то ничего не слышал.
