Крис не сводит с меня взгляда, но страшную трансляцию не выключает. Лицо его неподвижно и жестко, а таких холодных глаз не приходилось видеть еще ни разу.
— Теперь понимаешь, почему я старался показать Марку, что ты вне зоны досягаемости? Почему сказал, что защищаю тебя?
Внимательно изучаю каждую черточку, каждую линию красивого лица. Пытаюсь обнаружить хотя бы слабый след того очаровательного веселого парня, которого знаю, но не нахожу даже намека.
— Клуб принадлежит Комптону, а ты здесь — постоянный клиент.
— Верно.
— И тоже… избиваешь женщин?
— Это не избиение, Сара, а способ наслаждения. Он позволяет получить удовлетворение.
Сердце падает в бездну.
— И ты умеешь это делать?
— Да.
— И любишь это делать?
— Понимаю потребность.
— Какую потребность? Как можно нуждаться в боли?
— Это как наркотик — способ не чувствовать ничего иного.
— Хочешь сказать, что тебе нравится испытывать боль?
— Речь идет не о том, нравится или не нравится, а о потребности, причем сейчас уже не столь острой, как в прошлом.
— Что это значит?
— Это значит, что было время, когда я нуждался в этом, чтобы дожить до следующего дня.
— А сейчас?
— Не так часто.
— Позволяешь женщине привязывать себя и бить на глазах у зрителей?
— Нет. Пользуюсь отдельными кабинетами.
Самообладание тает окончательно. Изо всех сил толкаю Криса в грудь.
— Отпусти. Мне надо уйти.
Он крепко держит.
— То есть убежать?
— Черт возьми, Крис, ты же обещал, что позволишь уйти, как только захочу!
Он кладет ладонь на затылок и склоняется, почти касаясь губами губ.
— А ведь обещала не убегать.
— Просто мне… нужно выйти отсюда. Сию минуту, немедленно.
Он внезапно отступает с видом страдания настолько глубокого, что хочется обнять, пожалеть, сказать, что, может быть, я и могла бы его любить. Вот только я не в состоянии понять, как этот заботливый человек, которого знаю, может оказаться своим в этом страшном клубе.
— Пожалуйста, отвези меня к моей машине.
Крис стоит с непроницаемым выражением лица и смотрит ледяным взглядом. Чувствую, как он закрывается, отдаляется. Или это я ухожу? Совсем запуталась, дрожу с головы до ног. Крис выключает видео, отворачивается от экрана и бросает пульт на пол. Быстро идет к двери. Не берет меня за руку, не прикасается, и коридор кажется бесконечным. Стараюсь не смотреть на мужчин в черных костюмах, потому что не желаю натыкаться на неизбежную насмешку. Вскоре вновь оказываемся в темноте «порше», и опять молчание повисает плотным занавесом. Сижу, словно в тумане. В сознании не возникает ни единой связной мысли. Крис останавливает «порше» за моей машиной.
— Поедем ко мне, — просит неожиданно. — Дай мне шанс объясниться, Сара.
Никогда еще мне не было так плохо.
— Но я не в состоянии стать тем, что тебе нужно.
Он поворачивается, как будто хочет прикоснуться, но не решается и опускает руку.
— Ты и есть такая, как мне нужно. Рядом с тобой я оживаю.
Крис повторяет мои слова, и от этого горло сжимается, а к глазам подступают слезы. Пристально смотрю в любимое лицо.
— Можешь дать слово, что больше никогда не захочешь боли?
— Это новое для меня состояние, Сара, а прежний стиль жизни был добровольно выбранным наркотиком. Способом ничего не чувствовать. А сейчас чувствую. Испытываю чувства и рядом с тобой, и к тебе. Прежние методы уже не могут дать того, что давали раньше.
Слышу все, что хотела услышать, и все же не могу успокоиться.
— Но ведь ты не можешь пообещать, что больше никогда не вернешься… туда.
— Ты способна дать все, в чем я нуждаюсь.
Качаю головой:
— Нет. Нет, не способна. — Хочу открыть дверь, но он хватает за руку. Становится нестерпимо холодно, хочется прикоснуться, ощутить его живое тепло. Тону в смятении.
— Прошу, Сара, не убегай.
Неподвижно смотрим друг на друга, пока не щелкает неведомый выключатель. Не знаю, кто сделал первое движение, но уже в следующее мгновение сливаемся в пламенном поцелуе. Крис запускает пальцы в мои волосы, но мне мало даже этого проявления страсти.
Тяжело дыша, он упирается лбом в мой лоб.
— Поедем ко мне.
Согласиться проще всего, но я растеряна и подавлена.
— Рядом с тобой невозможно думать, Крис. А мне очень нужно все осмыслить.
— Утром я уезжаю.
— Знаю. — Не хочу, чтобы он уезжал: верное доказательство путаницы в голове. Хочу побыть одна, но и его рядом тоже хочу. — Наверное, твое отсутствие позволит что-то осознать. Нужно… не спешить.
Он отстраняется, чтобы сквозь темноту пристально посмотреть мне в лицо.
— Хорошо. — Руки исчезают, сразу становится холодно и одиноко.
Так. Он меня отпускает. Знаю, что сама напросилась, и все же не могу подавить обиду. Ищу сумку и портфель — и то, и другое оказывается на полу, в ногах. Крис помогает разобраться с ремнями.
Тянется за пиджаком, но я не хочу его надевать. Надо как можно быстрее выскочить из машины — пока не передумала. На непослушных ногах выбираюсь на воздух и закрываю Криса внутри. Бросаюсь к своей машине, по пути отпираю замок и торопливо захлопываю дверцу.
Не давая себе времени опомниться, включаю мотор и выезжаю с парковки. Выруливаю на улицу. Слезы льются градом; приходится то и дело вытирать глаза, чтобы хоть немного видеть дорогу.
В квартиру попадаю в полуобморочном состоянии. Запираю за собой дверь, без сил падаю на пол и забываюсь в рыданиях. Телефон предупреждает, что пришло сообщение, но сейчас мне не до него. Кое-как встаю и залезаю под горячий душ.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем достаю телефон и сворачиваюсь калачиком в постели. Смотрю на экран, заранее зная, что эсэмэска пришла от Криса.
«Пожалуйста, дай знать, что все нормально и ты дома».
Через десять минут телефон снова звякает.
«Сара, мне необходимо убедиться, что ты в порядке».
Сообщения продолжают приходить. Последнее выглядит совсем серьезно: «Если немедленно не ответишь, приеду сам».
Отвечаю: «Чувствую себя прекрасно».
Бросаю телефон на кровать. Чувствую себя отвратительно!
Во вторник утром с трудом выбираюсь из постели. Смотрю на часы и понимаю, что Крис уже в самолете — летит в другой город. Впереди целая неделя, чтобы думать, скучать и снова думать. Может быть, удастся привести голову в порядок. Варю кофе, сажусь за стол и начинаю вспоминать его слова. «Дай мне шанс объясниться». Боль помогает ему не думать об остальном. О чем остальном? В глубине сознания зреет понимание: прошлое Криса остается для меня загадкой. Что ему пришлось вынести? Разве я имею право судить его, когда даже не представляю, какие ужасы и испытания он пережил?
