— Я подумала, что завтра снова увижу мать, и мне захотелось увидетъ ее сейчас, не дожидаясь утра.
— Хочешь вернуться в больницу?
Нора посмотрела ему в глаза.
— Слишком поздно. Она, должно быть, давно спит.
— А если не спит? Что ты хочешь сказать ей?
У нее перехватило дыхание. Она снова посмотрела на дорогу.
Я сказала бы, что сожалею. Я бы сказала: «Я люблю тебя, мама, хотя это и не очень заметно. Но это оттого, что я слишком сильно любила тебя и страшно сердилась». Я бы сказала: «Прости меня, пожалуйста, за все жестокое, что я говорила и совершала». Я бы сказала: «Я скрывала так много обид все эти сорок пять лет». «Мама, я скучала по тебе», — вот что я бы сказала.
Она всхлипнула, и Фред ласково погладил ее по щеке.
— Можем поехать, если хочешь. Только скажи, и я поверну назад.
Она чуть было не сказала «да», но потом остановила себя. О чем она думает? Уже давно за полночь. Она опять позволяет своим эмоциям управлять ею. Всю жизнь она находилась во власти собственных чувств. К тому же она представила, о чем спросят медсестры, если она вдруг появится в больнице в такой поздний час и потребует пустить ее к матери. И что она им сможет ответить?
Я хочу искупить свою вину перед матерью? Хочу разбудить ее, чтобы сказать ей, как я сожалею?
— Все нормально, Фред, — сказала она, кладя руку ему на колено. — Я могу подождать несколько часов.
Ну что может случиться за одну ночь?
О, Господи, не допусти этого. Прошу Тебя. Энни просила меня держаться. Фред просил не терять веры. Эйлинора уже близка к тому, чтобы вновь стать самой собой. Господи, помоги мне!
Когда лаборант приблизился к Лиоте, лекарство, которое ей дали, еще продолжало действовать, и она смогла лишь приподнять руку. Это вызвало у него усмешку.
— Я все понимаю, — сказал он. — Скоро все будет позади. Вы не будете больше страдать.
О, Господи, он не понимает меня. Он сам не знает, что творит! Я хочу жить не ради себя самой, а ради моих детей. О, Иисус, раскрой ему глаза! Покажи ему! Заставь понять! Останови его, Господи, и не дай совершить непоправимое! Я хочу жить. Я хочу встретиться утром с дочерью. Мне нужно время, еще немного времени.
Она была в смятении и ужасе.
Что будет с Эйлинорой, когда она придет? А с Джорджем? Неужели он будет опустошать себя все больше и больше, пока не станет таким, как Бернард? А моя милая Энни, Господи… Она ведь подумает, что я сдалась. О, Господь всемогущий…
Она почувствовала холодное прикосновение смерти, смыкающуюся над ней тьму.
— Теперь уже недолго, Лиота, — снова заговорил молодой человек. — Тс-с, не нужно сопротивляться. — Он прикрыл ей рот рукой. — Расслабьтесь и позвольте случиться неизбежному.
Держись! Держись!
Она попыталась отпихнуть его руку, но сил не хватило.
Держись…
Но она не могла держаться. У нее не было сил предотвратить то, что он собрался сделать. Лаборант взял ее руку и крепко сжал.
— Все скоро кончится, — сказал он, словно совершал благодеяние, и, встретившись с ней взглядом, нахмурился. — Так будет лучше, лучше для всех.
Несчастный заблудший мальчик. На вид он не старше Корбана.
Она глядела ему вслед, когда он выходил из палаты.
Должно быть, он считает, что сделал нечто хорошее. О, Господи, прости его. Он сам не ведает, что творит.
Она подумала о том, что открылось в Германии Бернарду много лет назад. Этот мальчик решил, что ее жизнь убога, абсолютно лишена смысла, что в ее жизни нет ни цели, ни ценностей.
Неужели это милосердие, Господи? Неужели?
Ее сердце защемило.
О, Господи, я так долго ждала примирения. Я столько молилась. И завтрашний день мог бы стать днем спасения для Эйлиноры. О, моя милая любимая девочка должна была вернуться ко мне. О, Иисус, я так долго ждала этого дня…
Пришло время, возлюбленная.
Свет, тепло. Она ощутила присутствие Любви, которая подняла ее душу над телесной оболочкой и осушила ее слезы.
У Меня исчислены твои скитания, и слезы твои хранятся у Меня в сосуде
[32]
.
Голос звучал и внутри, и вокруг нее.
Приди, возлюбленная. Посмотри, что Я для тебя приготовил.
Она отозвалась на Его призыв, словно струны арфы на прикосновение рук Мастера.
И все же какая-то ее часть продолжала сопротивляться.
А как же мои дети, Господи? Я так их люблю. Что станется с моими детьми?
Если они будут искать Меня, то найдут. — Он широко раскинул руки. — Верь Мне, возлюбленная.
И Лиота Рейнхардт вздохнула и сдалась. Она отправилась домой.
Нора заканчивала макияж, перед тем как поехать с Фредом в больницу. Зазвонил телефон, и от этого звонка у нее сжалось сердце. После второго гудка Фред поднял трубку, и у Норы появилось предчувствие, что произошло нечто ужасное. Сердце бешено стучало. Выронив тушь для ресниц, она бросилась из спальни вниз в гостиную. Кто может звонить в шесть тридцать утра? Только Энни. Или Джордж.
Она вошла в комнату и увидела стоявшего к ней спиной Фреда. Он что-то тихо проговорил и, положив трубку, повернулся к ней.
— Энни? — единственное, что она смогла выговорить. Сердце колотилось так сильно, что казалось, она вот-вот лишится чувств.
Он кивнул. Слова были не нужны. О том, что послужило причиной звонка Энни, красноречиво говорило выражение его лица.
— Мне очень жаль, Нора. Очень жаль.
— Мы должны были ехать вчера ночью. Я должна была попросить тебя повернуть назад!
— Но ты не могла знать.
Не могла ли?
О, Господи, почему я Тебя не послушала?
Ее матери больше не было в живых.
24
Чарлз Рукс позвонил Энни в то утро, когда в газете «Окленд Трибьюн» появился краткий некролог на смерть бабушки.
— У меня находится завещание Лиоты Рейнхардт и документы, которые она просила меня сохранить для ее детей. Я хотел бы передать все это. Не могли бы вы позвонить Эйлиноре Гейнз и Джорджу Рейнхардту, чтобы все мы могли встретиться у меня в офисе? Это неподалеку от озера Мерритт.
Он оставил ей адрес и номер телефона и спросил, удобно ли им будет прийти на следующий день.
— Уверена, что они смогут прийти на встречу, мистер Рукс, — заверила его Энни. — Я сообщу им.
