Немного успокоившись, Нора вздохнула. Она гордилась Энни и охотно рассказывала своим друзьям, что уже в январе ее дочь получила аттестат с высоким средним баллом. В сущности, балл мог бы оказаться намного выше с учетом тех оценок, которые поставили Энни на курсах в высшей школе. Но только как можно показать результат, превышающий отличный?
Ей следует куда-нибудь пристроить Энни, чтобы отвлечь от досужих мыслей. Тогда у нее не останется времени ходить домой к Сьюзен и мечтать о том, какой восхитительной будет независимая жизнь, на самом-то деле просто убогая из-за отсутствия денег.
«Я собираюсь жить со Сьюзен…»
Сьюзен Картер! Этой девице никогда не одолеть гору более высокую, чем горсть бобов. Да, Картеры — очень симпатичные, но не зажиточные люди. Том, синий воротничок
[1]
, тянет лямку обычного работяги, а его жена Марианна занимается низкооплачиваемым сестринским делом. Как они сумели прокормить и одеть-обуть шестерых детей, просто в голове не укладывалось. Жаль, конечно, что Тому Картеру не хватило здорового честолюбия, чтобы создать для Марианны такие условия, при которых она полностью могла бы посвятить себя работе по дому и уходу за собственными детьми. Сын их, Сэм, какое-то время сидел в тюрьме для малолетних преступников, и со Сьюзен проблем немало, того и гляди с ней что-нибудь приключится.
Нора вошла в гостиную и без лишних раздумий извлекла из китайского буфета красного дерева хрустальный бокал для вина на высокой ножке. Вернувшись на кухню, открыла холодильник и достала оттуда бутылку белого шабли. Нужно успокоить расшалившиеся нервы. Прежде чем уйти на веранду, она наполнила бокал вином, потом закупорила бутылку и поставила ее обратно в холодильник. В белом плетеном шезлонге Нора удобно устроилась среди пухлых цветастых подушек и вытянула стройные ноги.
Старые обиды начали подниматься со дна ее души, как пузырьки газа со дна бокала. Что бы только Нора не отдала за те возможности, какие она предоставляла Энни. И разве дочь высоко ценит это? Нет, конечно. Как избалованный ребенок, Энн-Линн хотела все делать по-своему. Хотела сама выбирать. Она еще не произнесла сакраментальной фразы: «Это моя жизнь, и я хочу прожить ее по-своему». Но все, что она успела наговорить, сводилось, в конце концов, именно к этому.
«Я не позволю ей ничего подобного. Она не превратит свою жизнь в руины».
Нора медленно стала выдыхать воздух через нос, чтобы привести свои растрепанные чувства в порядок. Потом отпила вина. Ей нужно было подумать об Энни и о том, что ей предпринять, если дочь будет по-прежнему витать в облаках. Впереди конец весны и лето. Времени у Энн-Линн в избытке. А это серьезная проблема. Ладно, ее можно легко решить. Она постарается приобщить дочь к какому-нибудь делу. Вплоть до июня Энни будет помогать детям сначала в начальной, а затем в воскресной школе с выполнением домашних заданий, что, кстати, послужит выгодным дополнением к ее резюме.
У Норы разболелась голова, и она ощутила неумолимое приближение очередного приступа мигрени. Когда Энни спустится из своей комнаты вниз, надо попросить ее, чтобы она поставила матери холодный компресс. Может быть, тогда эта девчонка поймет, до чего она довела свою мать?
Ну почему Энн-Линн взбунтовалась именно теперь? То, что на прошлой неделе ей исполнилось восемнадцать, вовсе не означает, что она готова к самостоятельной жизни! Это Сьюзен внушает ей всякие нелепые идеи. Или отец. У Норы есть достаточно веская причина позвонить ему и высказать все, что она думает о его участии в жизни дочери. Калифорнийский государственный университет! Туда поступают люди среднего достатка. Возможно, если бы он предложил Стэнфорд…
Последние четыре года были просто чудесными. До этого времени Нора часто задавалась вопросом, не убежит ли ее дочь из дому и не станет ли обитательницей трущоб. Когда Энни вышла из эмоционально неустойчивого подросткового возраста, то наконец успокоилась, образумилась и стала преуспевать во всем. Только однажды взмолилась, чтобы ее освободили от занятий балетом и музыкой. Но, услышав отказ, безропотно подчинилась и успешно выполнила индивидуальную программу, которую составили специально для нее. Она прилежно училась в школе, была избалована вниманием сверстников и принимала от своих воздыхателей даже больше звонков, чем положено любой девочке ее возраста. Но лишь избранные Норой воздыхатели удостоились свидания с ее дочерью. В конце концов, ей вовсе не хотелось, чтобы Энни выскочила замуж за какого-то заурядного Джо из Бей-Эриа.
Уэллсли. Вот где Энн-Линн познакомится с высокообразованными людьми из высшего общества и будет вращаться в студенческой среде «Лиги плюща»
[2]
, ну а потом выйдет замуж за преуспевающего человека.
Почему Энн-Линн хочет отказаться от всего этого именно сейчас?
«Я молилась…»
Эти слова раз за разом раздражали Нору все сильнее. Она осушила бокал и поднялась, чтобы налить себе еще.
Поначалу Нора не придала особого значения духовному «обращению» Энни. Правда, это слово действовало на нее, как красная тряпка на быка, оно дразнило и мучило, оскорбляло, как полученная пощечина. Кого, по мнению этой девчонки, Нора собой представляет? Безбожницу? А разве не она приучила семью регулярно посещать церковные службы? Родной отец Энни даже был когда-то дьяконом, а Фред, у которого не было лишнего времени, делал очень щедрые пожертвования. Нора раздраженно нахмурилась, вновь подумав об этом. Да и сама она много раз входила в состав женских комитетов и во время проведения каждой благотворительной акции наполняла мешки консервированными продуктами.
Вернувшись в очередной раз из летнего лагеря, Энн-Линн сказала: «Я стала христианкой, мама. В лагере я уверовала в Иисуса Христа, признав Его Спасителем и Господом. Пастор Рик окрестил меня. Я так счастлива и хочу, чтобы ты за меня порадовалась».
Она стала христианкой? А кем же тогда она была все эти годы, по ее мнению? Язычницей?
Нора не стала заострять на этом внимание. Хотя она и сочла заявление дочери глупым и наивным, но вскоре стала замечать некоторые весьма желанные изменения во взглядах на жизнь и поступках Энни. Если дочери хотелось отнести все это на счет Иисуса, прекрасно, пускай. На тот период для Норы имело значение лишь обуздание бунтарского характера и укрощение упрямого нрава дочери. Энни не только слушалась и делала то, что было велено, но и принимала это с благодарностью, она поддерживала чистоту и порядок в своей комнате и даже предлагала помочь по дому. В прямом, пожалуй, смысле благословенная перемена после стольких лет постоянных перепадов настроения, столь характерных для переходного возраста. Если Энни вернулась из лагеря покладистой и послушной барышней, готовой повиноваться и делать все, что от нее требуется, тогда ладно, спасибо и слава Богу за это.
