Но вместо этого она перестала смотреть подобные передачи.
Ни одна живая душа не заметила ее отсутствия в церкви, куда она ходила много лет. Лиота перестала посещать церковь, и никто даже не позвонил ей. Она подумала, что если бы она участвовала в церковной жизни, то ее отсутствие на воскресных службах не прошло бы незамеченным. Но дела обстояли именно так: у Лиоты не было в церкви никаких обязанностей. И когда она перестала туда приходить, никто не обратил на это внимания.
Какое-то время местом ее общения с Богом был сад. Это благословенное время прошло, когда ей показалось, что Бог относится к ней так же, как церковь. Господь, очевидно, не нуждается в ней.
Если у Него есть многотысячная армия истово служащих Ему людей, что значит для Него одна далеко не молодая женщина?
На какое-то время она перестала обращаться к Богу. А потом опять заговорила с Ним. С кем еще она могла поговорить по душам долгими, бесконечно одинокими днями?
Лиота незаметно оглянулась, надеясь увидеть знакомые лица. Напрасно. Паства стала смешанной: больше темнокожих, чем белых, несколько человек с типично азиатскими и латиноамериканскими лицами, как у людей, живущих в районе Димонд по соседству с ней. Некоторые прихожане были в нарядной одежде, другие в джинсах и футболках.
Сегодня в церкви она чувствовала себя намного лучше, чем обычно. Может, благодаря сидящей рядом с ней Энни. И все-таки она ощущала, что за этим стоит нечто большее… в церкви царила атмосфера, сближающая людские души. И вовсе не имели значения расовые или культурные различия. Казалось, здесь все друг друга знают и любят.
Разве не таким и полагается быть святому месту? Куда еще податься человеку, как не в церковь, и где найти умиротворение, если не перед ликом Христовым? Впервые она почувствовала, что сам воздух пронизан радостью единения. Казалось, отовсюду доносилось беззвучное напоминание: мы едины во Христе, мы все братья и сестры.
Господи, я не знакома ни с кем в этой церкви, но у меня такое чувство, будто я знаю здесь каждого человека. Знаю по имени Иисуса, свет Которого исходит от каждого. От большинства людей, по крайней мере. Этот неулыбчивый пастор, возможно, беседует с Тобой, перед тем как начать разговаривать с нами.
Все поднялись со своих мест и, когда запели гимн «О, благодать», слезы покатились по щекам Лиоты. Бедное дитя, пожалуй, удивится, что это нашло на глупую старушку.
О, Господи, не могу с этим ничего поделать. Такое светлое чувство, будто я пришла домой. Этот старый гимн ласкает слух, как райская мелодия. И все же чувство это смешанное, Иисус, потому что я знаю, скоро мы с Энни выйдем отсюда, и, вероятно, еще долго у меня не будет возможности снова стоять и сидеть, петь и молиться в церкви. О, Господи, может, я в последний раз здесь. Последний. Если только Энни не приедет еще раз ко мне в воскресенье. Но я не могу рассчитывать на это, правда, Боже? Не могу рассчитывать на кого-либо или на что-либо. У меня нет такого права. У Энни собственная жизнь.
К горлу Лиоты подступил ком, и она не смогла больше петь. Лишь беззвучно шевелила губами, проговаривая слова, чтобы никто не заметил, что она не поет. Зато голос Энни звучал чисто и нежно. Эйлинора, вероятно, водила ее на уроки вокала. Сама Эйлинора, когда была подростком, страстно мечтала обучаться пению, но денег, конечно, на это не хватало. Тогда Лиота предложила дочери записаться в церковный хор, но та сочла ее предложение жестоким и нелепым.
Другие прихожане тоже заметили, каким чистым голосом пела Энни. Одна молодая чернокожая женщина обернулась и, взглянув на нее, одобрительно улыбнулась. Польщенную Лиоту разбирала гордость за свою внучку. А Энни не замечала ничего вокруг, потому что пела с закрытыми глазами.
О, Господи, какая она милая, правда? Она как Божье благословение. Знаю, меня должно переполнять чувство благодарности за то короткое время, что я провела с внучкой. Мне не следует ожидать большего. И я благодарна Тебе, Господи, да, благодарна. Но Ты должен знать, с какой болью я думаю о том, что через несколько часов внучка уедет и, возможно, пройдет немало времени, прежде чем я увижу ее снова. Знаю, я должна испытывать радость настоящей минуты. Помоги мне не думать о завтрашнем дне…
В какой-то момент, хотя ей было очень неприятно признаться в этом, Лиота подумала, что лучше бы Энни вообще никогда не приходила.
Похожее чувство возникает, когда к давно онемевшей ноге возвращается чувствительность, и ты начинаешь испытывать невыносимую боль. О, Боже, вся жизнь — сплошная боль. Я просто забыла, насколько она сильная.
Лиота и Энни снова сели на скамью и стали слушать проповедь пастора.
— Всему свое время, — начал читать он отрывок из Библии, а Лиота, опередив его слова, вспомнила продолжение этого стиха: «…и время всякой вещи под небом…»
Екклесиаст был мудрецом, который посвятил свою жизнь поискам истины. Пастор прочитал часть стиха и стал обосновывать мысль, которую хотел донести до своей паствы: христиане должны объединиться и перейти от пассивного созерцания к активным действиям.
Лиота пыталась сосредоточиться на проповеди, но тщетно. Услышит несколько слов пастора и вновь задумается о своем прошлом.
Ее мысли то петляли, то прятались, подобно кроликам, в норе. Она хорошо знала Книгу Екклесиаста и ту ее часть, в которой были слова «всему свое время», поэтому не могла согласиться с тем, что говорил пастор. Она ожидала, что он будет говорить о другом. Ей хотелось, чтобы он придерживался Писания, а не отвлекался на пространные рассуждения о том, что обязанность каждого человека — изменить мир. Если она чему и научилась за свою долгую жизнь, так это тому, что нужно поменьше увлекаться решением проблем современного мира и больше уповать на Господа. Лишь Богу под силу изменить сердце человека. Если сердце изменится, то изменится и жизнь. Возможно, это и нужно Господу от человека.
Маловероятно, что можно изменить мир. Из того, что Лиота прочитала в Библии и что видела вокруг себя в последние годы, она заключила, что неуклонно приближаются худшие времена. Ничто не становится лучше. И в конце концов мир превратится в ад.
Молодой пастор говорил о нынешних временах, призывал прихожан упорно работать, чтобы улучшить мир, ожидающий прихода Иисуса Христа.
Мысли утомили Лиоту. Она вышла из того возраста, когда человек нацелен на изменение окружающего мира. Говоря по правде, ее это не заботило. Сейчас она стояла ближе к смерти, чем к чему бы тони было. Она не осуждала молодого пастора за истовость, за его великие надежды увидеть общину более праведной, более сплоченной, более любящей. Но разве он не читал Апокалипсис?
— Всему свое время… — произнес пастор, и Лиоте показалось, что эти слова слились с ударами колокола. Она вновь погрузилась в раздумье.
— …Время насаждать, и время вырывать посаженное…
В ее саду впервые за долгие годы подрезаны ветви деревьев. И когда наступит лето, они принесут плоды, и тогда нужно будет заниматься консервированием. Захочет ли Энни учиться этому? Захочет ли вскопать огород и посадить овощи? Захочет ли ухаживать за декоративными кустами и многолетними растениями? Лиота вспомнила все их цвета: розовый, голубой, красный, лиловый, желтый.
