К чему это он клонит?
— Если бы она хотела порадовать меня, то не училась бы в художественной школе в Сан-Франциско. Меня это вовсе не радует. Да и какой прок от таких занятий, если у нее нет таланта?
Она говорила, не задумываясь о смысле своих слов, пока не увидела удивление в глазах пастора. Ее опять бросило в жар.
— Нет, конечно, я не то имела в виду. Просто от волнения я плохо соображаю.
Тут она опять поднесла свой платок к лицу и аккуратно вытерла носик.
— Может, некоторые и скажут, что у Энни есть кое-какие способности, но это ей ничего не даст для жизни. Я не хочу, чтобы она была несчастна. Она должна быть преуспевающей.
Пастор скрестил руки на столе и закрыл глаза. Он что, молится? Нора нарочито кашлянула. Он поднял голову и взглянул на нее.
— Нора, все ваши проблемы кроются в вашем неверии в Бога.
Что такое он говорит?
— Я верю.
— Вы уверены?
— Разумеется. Я хожу в церковь пять лет. А известно ли вам, сколько денег мы с Фредом пожертвовали за эти годы? Я принимаю участие во всех благотворительных акциях.
— Люди ходят в церковь по разным причинам. Может быть, вы расскажете о своей вере, и тогда мне станет понятно, что привело вас сюда.
— О чем рассказать?
— О вере в Иисуса Христа.
— Что за вздор вы несете! — воскликнула Нора, приходя в ужас от своих собственных слов. — Вы сами знаете все о вере, как и всякий кто приходит сюда. — Она была в полной растерянности, не зная, что еще сказать пастору. Неужели она недостаточно понятно выразилась? Может, он вводит ее в заблуждение? Она гневно посмотрела на него. Она не какая-нибудь воспитанница воскресной школы, которую экзаменуют на знание Апостольского Символа веры или Десяти заповедей. Ради всего святого, она взрослая женщина! — Не понимаю, что вы хотите от меня услышать.
— Конечно, не заученный урок, Нора. — Пастор улыбнулся даже с некоторой нежностью. — Но я действительно должен знать, какое место в вашем сердце занимает Господь.
Она горько усмехнулась.
— Если судить по моей жизни, то нельзя сказать, что Господь любит меня. Он и прежде не проявлял ко мне Своей милости. Что бы я ни делала, это никогда ничего не меняло. — Она поднялась со своего места и направилась к окну, которое выходило на улицу.
— Что привело вас ко мне?
— Отчаяние. — Почему не сказать ему правду? Если б он знал, что был ее последней надеждой, то не стал бы задавать вопросов. — Мне сегодня необходима поддержка; у моего доктора не нашлось для меня времени, поэтому я пришла к вам. Я, правда, не хотела никого обидеть.
Почему она должна извиняться перед человеком, который заставил ее прождать целых двадцать минут?
— У вас проблемы?
Обернувшись, она увидела сочувствие в глазах пастора. Ну, наконец-то хоть кто-то захотел выслушать ее. Доктор Лидс не стал. Может быть, пастор Берни сделает это.
— У меня много проблем, и все началось с моего несчастного детства.
— С вами жестоко обращались?
— Меня не били и не издевались надо мной, если вы это имеете ввиду. Никому не было до меня дела. — Она опять отвернулась к окну. — Моя мать уходила из дома рано утром и возвращалась лишь к тому времени, когда мы с бабушкой готовили ужин, а затем отправлялась в свой сад. Как видите, мать никогда не интересовалась мной и моим братом. Она оставляла нас с бабушкой и жила в свое удовольствие.
Она снова посмотрела на пастора.
— Энн-Линн — копия моей матери. А что хуже всего, они проводят вместе все выходные, и мать, без сомнения, губит своим враньем мою дочь. Я это точно знаю, потому что она не звонит мне.
Сердце Норы сжалось.
— Об этом вы и хотели мне рассказать?
— Нет. Отчасти. Это ее вина… — Нора тряхнула головой и судорожно сглотнула. Пастор Берни выглядел очень смущенным. — Это вина моей матери, — добавила она, чтобы ему было понятней. — Фред злится на меня из-за какой-то глупой деловой встречи, которую я пропустила. В тот день я поехала к матери, чтобы поговорить об Энн-Линн, и после этого так расстроилась, что обо всем забыла. Теперь Фред почти не разговаривает со мной. Он стал невыносимым. Все вокруг меня рушится. Вне зависимости от того, сколько всего я делаю для других, никому нет до меня дела!
— Какой помощи вы ждете от меня, Нора?
Нет, он ничего не понял, если спрашивает об этом. Неужели так трудно понять, что ей нужно? Чтобы он пришел в ее дом и все уладил: заставил Фреда снова быть любящим мужем, вернул Энн-Линн, но только любящей и благодарной дочерью. Взгляд пастора охладил ее пыл, она поняла, что ничего такого он не сделает.
Норе было легко ответить на вопрос, зачем она пришла сюда. Ей нужен был человек, который выслушает, посочувствует, поймет, как она несчастна, и защитит ее от обидчиков. Таким человеком был доктор Лидс, признавший, что начало всем бедам положила ее мать. Теперь перед Норой встали вопросы, на которые она не знала ответа. В какой момент она совершила ошибку? Почему все, кого она любила, отвернулись от нее? Первой была ее мать, за ней каждый из мужей, затем дети.
Голос пастора вывел Нору из задумчивости.
— Знаете, пастор Берни, я ничего не понимаю.
— Что ж. Это и есть начало.
Нора посмотрела ему в глаза:
— Начало чего?
— Порой, перед тем как подняться, мы вынуждены упасть.
О чем он говорит? На ее лице читалось неодобрение.
— Хочу открыть вам одну истину, Нора. Бог любит вас. Поверьте, все ваши проблемы начинаются с неверия в Иисуса Христа. И до тех пор, пока главным в вашей жизни будете вы сами, а не Господь, вы будете повторять одни и те же ошибки, продлевая свои страдания. Таковы все мы, грешные. Но Бог любит и ждет вас. Через смерть Сына Своего Иисуса, распятого на кресте, через Его воскресение Он говорит с вами. Не бойтесь возлюбить Его и стать на путь истинный.
Опять. Опять ей намекают на то, что она эгоистка. О каких ошибках идет речь? О чем он говорит? Можно подумать, она не посещала воскресные службы, не слушала его проповеди? Она давно считает себя христианкой. Неужели он настолько глуп, чтобы не понимать этого? Пять лет она ходит в эту церковь! Нет, пастор явно не слышит, не понимает ее.
— Нора, вы не можете обращаться к Богу от случая к случаю. Он хочет, чтобы вы всегда были с Ним. Это и значит открыть свое сердце Иисусу.
— То есть ежедневно штудировать Библию или посвятить себя миссионерской работе?
Этот печальный и просветленный взгляд пастора, который она видела много раз, как бы говорил Норе, что ему ведомо нечто такое, чего она сама в себе еще не открыла.
— Нет, Нора, не верно. Речь идет не о работе. О любви.
