— Я подумал, если поговорить с отцом…
И тут Сэмюель увидел в Тимоти Пола Хадсона.
— Так, — он слегка улыбнулся, — ты знаешь, как поступать правильно. Верно? Ты вообразил, что можешь указать своему отцу, как ему следует жить, как сделать мать счастливой. — Сэмюель покачал головой. — Горячая, самонадеянная молодежь.
Лицо Тимоти стало пунцовым.
— У меня появилось ощущение, что их брак начинает разваливаться, а я не хочу наблюдать со стороны и молчать.
— Кто‑то из них просил твоего совета?
—Нет.
— Тогда не нужно вмешиваться. Позволь Господу творить, лепить и переделывать. И рушить тоже. Помни об этом. То, каким мы видим Бога, определяет и то, как мы Ему служим. И зачастую это значит, что мы не должны вмешиваться в дела Божьи. — Яснее выразиться уже невозможно.
— Советуете мне уповать на Господа?
— Именно.
— Но я слишком нетерпелив.
Сэмюель улыбнулся:
— Не нужно представлять себя Одиноким ковбоем
[67]
. Люди начинают создавать своих собственных божков, когда Господь не подстраивается под их расписание, программу, план, расчеты. И все из‑за иллюзии контроля над собственной жизнью. Пока не случается несчастье.
Как и надеялся Сэмюель, Тимоти сменил тему разговора, спросив о его здоровье. Сэмюель рассказал ему про инсульт. И хотя это был микроинсульт, он все‑таки внес изменения в его жизнь.
— Больше всего мне жаль, что я не могу водить машину, я ведь не желаю размазать кого‑то по асфальту. Одно дело убить себя, а другое — прихватить с собой еще кого‑то. — У него по–прежнему были права и его автомобиль, правда, ни то, ни другое больше не было ему нужно.
Сэмюель пригласил Тимоти пообедать с ним в столовой на первом этаже. Он позвонил менеджеру, Глэдис Таунсенд, и сказал, что у него гость.
— Почти все спускаются к обеду, — сообщил он Тимоти.
Для некоторых это был единственный шанс побыть на людях, если они не посещали многочисленные кружки, которые работали всю неделю. В этих кружках можно было заняться всем чем угодно: от складывания паззлов до тай ши. Сэмюель ходил в кружок живописи маслом. Раз в неделю. Правда, он не показывал свои картины никому, у кого еще было неплохое зрение.
Сэмюель представил Тимоти своим соседям по столу: Бесси Энрайт, Тому Ориону, Фоли Хаддлстону, Лорейн Крамер и Шарлотте Уитком. Обменявшись приветствиями, все, кроме одного, сказали, что рады новому знакомству.
— Еще один длинноволосый хиппи. — Том Орион наклонился вперед, приподняв подбородок. — Хорошо, что не красится в синий цвет, как мой внук. У вас есть татуировки?
— Нет, сэр.
— А у меня есть.
Шарлотта пришла в ужас:
— Том, никому не интересно на них смотреть.
Бесси похлопала Тимоти по руке:
— Он слишком молод, чтобы быть хиппи.
— Но ведь у него длинные волосы.
— Длинные волосы — это просто прическа, — возразила Лорейн. — У моего любимого актера в сериале «Дни и годы» тоже длинные волосы.
— Да это же дурацкая мыльная опера! Неудивительно, что у тебя вместо мозгов каша.
Лорейн надела очки и посмотрела на Тома поверх них:
— Лучше уж смотреть мыльные оперы, чем слоняться по вестибюлю и ругаться с персоналом.
— Я не ругаюсь.
— Ты постоянно скулишь и ноешь, — вмешалась Шарлотта, поддерживая Лорейн.
— Орион, — вдруг произнес Тимоти. — В сентервилльской школе был тренер по фамилии Орион.
— Мой сын.
— Как только он пришел, наша футбольная команда начала выигрывать.
Было очевидно, что Тимоти унаследовал от матери ее деликатность. Том Орион моментально забыл про свои жалобы. А Шарлотте, Лорейн и Бесси манеры и внешний вид Тимоти стали нравиться еще больше. Они минут десять послушали воспоминания Тома о футбольных матчах, а потом Шарлотта перебила его и спросила, есть ли у Тимоти девушка.
— Нет, мэм. Во всяком случае, ничего серьезного.
— А у меня есть внучка, очень симпатичная.
— Он живет не в Сентервилле, Шарлотта, — вставила Лорейн. — Он здесь в гостях.
— Как жаль, из них бы получилась прекрасная пара.
Лорейн погладила руку Шарлоты:
— Твоей внучке уже сорок четыре.
Но Шарлотта не собиралась сдаваться.
— А сколько вам лет, Тимоти?
— Только исполнилось девятнадцать.
Сэмюелю понравился и обед, и беседа. Тимоти явно чувствовал себя свободно со всеми. Даже Том развеселился и заговорил про старые времена в Сентервилле, когда в городе было больше садов и виноградников, чем районов. Они прекрасно посидели, пока не появилась бригада уборщиков и не попросила выйти, чтобы можно было привести зал в порядок. Тимоти помог дамам подняться и пожал руки Фоли Хаддлстону и Тому Ориону.
Уходя, Том сказал Сэмюелю:
— Хороший парень. — Это была наивысшая похвала старого сварливого мясника.
Бесси Энрайт проводила их до самого лифта.
— У тебя такой милый внук, Сэмюель.
Сэмюель не стал говорить, что они не родственники. Через десять минут она вовсе забудет, что Тимоти приходил к ним.
Сэмюель и Тим вошли в лифт.
— Тебе понравился обед?
— Вкусная еда. Очень приятные люди.
— Одинокие люди. Некоторых совсем забыли. С тех пор как я сюда переехал, Бесси Энрайт не навестил ни один родственник. Ее дети и внуки живут на западе.
Сэмюель сказал об этом Юнис, и в следующий же свой визит она зашла и к Бесси, принесла африканскую фиалку для ее коллекции.
— Ты поживешь у родителей, пока не решишь, где будешь учиться?
— Нет. — Тимоти покачал головой. — У меня билет на автобус на сегодняшний вечер. Со следующей недели я выхожу на работу. На стройку.
— На стройку?
— Буду подносить раствор. — Он усмехнулся. — Говорят, от этой работы прекрасно развивается мускулатура. — Он согнул руку.
— За тобой заедет мать?
—Нет.
— Бабушка?
— Она уехала вчера.
Сэмюель не мог даже предположить, что Пол Хадсон выделит время в своем графике, чтобы подвезти сына.
— Как же ты доберешься домой?
— Так же, как и сюда, пешком.
