— Что ты делаешь? — спросил Пол, стоя в дверях.
Она подскочила от звука его голоса.
— А как ты думаешь? — Ее сердце бешено колотилось. — Я уезжаю.
— Не уезжай, Юнис. Прошу тебя. Я тебя люблю.
Он любит ее? Он что, считает ее дурой?
— Прошу тебя, Юнис. Выслушай меня.
— Мне нужно уехать. Я должна подумать.
— Ты можешь подумать здесь. Давай сядем и все обсудим.
— Не нужно говорить со мной как на консультации! Оставь это для Шилы! — Она расплакалась, безудержно рыдая от жестокой обиды и негодования.
— Милая… — Он хотел было к ней подойти, но она отскочила. Как она его ненавидела. Ей показалось, что в спальне пахнет духами Шилы. — Шила уже ушла из моей жизни. Позволь, я расскажу тебе, что случилось.
— Я не желаю тебя слушать…
— Ладно. Хорошо. Не сейчас. Но мы обязательно все уладим.
— Ты все уладишь. — Она рывком открыла следующий ящики потянулась за ночной рубашкой. Они занимались любовью, когда она надевала ее. Она не стала брать рубашку и закрыла ящик. Вдруг она заметила вышитый двадцать третий псалом в рамочке на стене. Это был подарок ее матери на шестнадцатилетие. Она сняла его со стены.
— Все было не так плохо, как тебе показалось, Юнис.
Она посмотрела на него сквозь слезы и снова вернулась к лежащему на кровати чемодану. Интересно, что по его представлениям «плохо»? Что могло быть хуже, чем увидеть его в объятиях другой женщины? На этот раз это не был легкий поцелуй в щечку. Она помнила времена, когда он целовал ее так, как целовал Шилу Атертон. Но это не значит, что она когда‑нибудь позволит ему снова целовать себя. О, Господи, прекрати все это!
Пол схватил ее за руку.
— Ты не можешь хоть на время отойти от чемодана и послушать меня?
— Убирайся, Пол.
Его пальцы разжались, и она вырвала свою руку.
— Неужели наш брак так мало для тебя значит, что ты не хочешь даже выслушать меня, Юни?
— Если бы наш брак что‑то значил для тебя, я не обнаружила бы тебя на полу с женой другого человека! — Он покраснел.
Ему следовало выглядеть смущенным. Ему следовало выглядеть пристыженным. Она прошла мимо и достала из шкафа еще несколько вещей.
— Ты могла бы хоть послушать, прежде чем выносить окончательный приговор. Ведь это не только моя вина. Шила пришла ко мне за советом по поводу ее брака. Она была такой несчастной. Она сказала, что ее брак разваливается. Роб слишком занят другими вещами. Он холоден, много работает, его почти не бывает дома.
— Значит, это Роб виноват, что у тебя интрижка с его женой.
— Нет, вовсе не интрижка.
— И как же ты это назовешь?
— Ничего подобного не произошло бы, если бы Роб заботился о Шиле. Он даже ни разу не пришел вместе с ней на консультацию!
Она могла, конечно, рассказать ему, что говорил ей Роб. Она многое могла бы рассказать из того, что ей довелось услышать, но чего она не понимала до сегодняшнего дня. Она отвернулась, стараясь побороть желание раскрывать чужие секреты.
Пол обошел вокруг кровати. Он пристально смотрел на нее. Умоляющим взглядом. Ей уже доводилось видеть такой.
— Я понимал, что Шила чересчур привязывается ко мне. Я советовал ей обратиться к другому пастору, но она отказалась. Она заявила, что может доверять только мне. Видимо, меня подкупила ее лесть. Приятно, когда женщина в тебе нуждается.
— Я нуждалась в тебе.
— Ты никогда этого не показывала. Тебе всегда было куда пойти, с кем встречаться.
— Зато ты был вечно занят консультациями. Пол снова вспыхнул:
— Ты была такой холодной, Юнис. Ты не можешь это отрицать. Я приходил домой вечером, а ты почти со мной не разговаривала. С тех пор как Тимоти переехал к моей матери, ты постоянно наказываешь меня. Если бы ты была мне доброй женой, ничего подобного никогда бы не произошло!
Ее очень больно ранили его слова. Неужели это правда?
Пол снова обошел вокруг кровати.
— Ты и сама знаешь, что наши отношения испортились. И ты даже не можешь представить, как мне было тяжело.
Думай! Ты должна думать!
— У тебя три помощника, замечательная секретарша и куча добровольцев.
— Но ведь я за все отвечаю.
— Я думала, что за все отвечает только Господь.
— Ты знаешь, о чем я говорю! — Он рассердился, перешел в наступление. — После того как я отстранил тебя от работы в церкви, ты все время критиковала меня. И как я должен был себя чувствовать? Как мужчина? Как твой муж?
В глазах Юнис закипели слезы. У нее перехватило дыхание. Она поняла, куда он клонит.
— Ты хочешь сказать, что я виновата в том, что у тебя интрижка.
— Я никогда с ней не спал.
Юнис заметила, как дернулся мускул на его лице, когда он это говорил, и она поняла, что Пол лжет. «Спать» — очень удобное слово.
— Нет, конечно. Там, в кабинете, ты вовсе не спал. — Она вспомнила, как однажды Пол вернулся домой позже двух часов ночи. Вспомнила и другие вечера. Долго ли он держался, прежде чем сдаться? Или вовсе не сопротивлялся? Она вспомнила телефонные звонки, на которые он мог отвечать только в кабинете. — Могу лишь сказать, что тот, кто посмотрел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем
[69]
.
— Не нужно цитировать мне Священное Писание! — Пол был пунцовым, на этот раз от злости. — Я знаю его лучше тебя!
— Ты знаешь. Но не живешь по нему.
Лицо Пола окаменело.
— Я пытаюсь сказать тебе, что я сожалею.
— Сожалеешь, что тебя поймали. — Юнис, в отличие от него самого, знала, что на самом деле его беспокоит.
— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я упал на колени?
Юнис вся сжалась от его сарказма. Она захлопнула чемодан дрожащими руками и закрыла замки.
— Хочу, чтобы ты говорил от сердца. Хочу, чтобы ты понял, что жалких оправданий, неискренних извинений недостаточно. — Стаскивая чемодан с кровати двумя руками, она посмотрела на него сквозь слезы. — Хочу, чтобы ты понял, что мне нужно уехать. Мне нужно подумать, что делать дальше.
Он загородил ей дорогу. Вот теперь он испугался. Но не того, что потеряет ее.
— Я не отпущу тебя, Юнис. Прошу тебя. Подумай, что ты делаешь! Оставайся здесь и думай. Я не буду тебе мешать. Клянусь. Я буду спать в гостевой комнате. А в воскресенье скажу всем, что ты плохо себя чувствуешь.
Вот, значит, в чем все дело. Вот чего он действительно боится, а вовсе не распада семьи.