Когда он переступил порог прицерковного домика, часы показывали два с небольшим. Юнис включила радио, по которому передавали классическую музыку. Тимми сидел за маленьким обеденным столом и окунал свой бутерброд с арахисовым маслом в томатный суп.
— Прости, что не дождались тебя, — сказала Юнис. — Малыш просто умирал с голоду, а я не знала, когда тебя ждать.
Пол поцеловал ее.
— Последней уходила Глэдис, а ты знаешь ее. Я проводил ее до машины. Даже помог ей сесть, но потом она вдруг открыла окно и задала один из своих знаменитых философских вопросов, для ответа на который необходимо окончить университет.
— Она бывшая учительница.
— Мне следовало догадаться. — Пол рухнул на стул с долгожданным вздохом облегчения. Юнис подала ему тарелку горячего супу. Положила перед ним бутерброд и села рядом. Пол взял ее за руку. — Спасибо Тебе, Отец, за всех, кого Ты привел на нашу воскресную службу сегодня. Мы просим, чтобы те, кто пришел к нам впервые, почувствовали себя нужными и вернулись к нам. Мы просим, чтобы Ты смягчил сердца остальных. Помоги им понять Твою точку зрения на происходящее, чтобы они увидели, что может быть вместо того, что было. Спасибо Тебе за эту пищу и за руки, что ее приготовили. Пожалуйста, благослови эту еду, которой мы насыщаем нашу плоть. Во имя Иисуса Христа, аминь.
Беспокойное выражение лица Юнис встревожило Пола. Что теперь не так?
— Можно мне пойти поиграть, ма?
— Спроси у отца.
— Можно, па?
Пол кивнул:
— Конечно, можно. Положи кружку и тарелку на столешницу рядом с раковиной, Тим. Этим ты поможешь маме.
Тим собрал все со стола и сделал, как было велено.
— Спасибо, родной. — Юнис поцеловала сына и нежно потрепала его по головке. — Можешь немного поиграть, а потом настанет время принять ванну.
Пол заметил удрученный вид сына и обнял его.
— Может, позже вечером мы поиграем с тобой. — Он поцеловал Тимми и отпустил его.
— Давненько ему не удавалось заполучить тебя, — пояснила Юнис.
— Знаю. — Когда он в последний раз играл с сыном во дворе? Надо постараться выкроить время. — Холлис Сойер разнервничался, потому что я убрал Библию короля Иакова. — Пол надкусил свой бутерброд. — Он хочет, чтобы я положил книгу обратно на кафедру. Сэмюель советует мне пойти на компромисс.
— Эбби так и подумала, что это имеет отношение к Библии. Она сказала, что один из основателей…
— Сэмюель сообщил мне. Когда в церковь приходили только старые члены общины, можно было спокойно цитировать Библию короля Иакова. Но новые прихожане, Юни, смотрят на меня пустыми непонимающими глазами, когда я читаю ее. Я решил больше не использовать ее.
— Куда ты ее убрал?
— В свой кабинет.
— В коробку или на полку?
Пол вмиг потерял аппетит. Может, она хотела напомнить ему о том ропоте возмущения, который поднялся после того, как он сложил в коробку все старые книги Генри Портера?
— На полку.
— Может, лучше положить ее в шкаф–витрину в притворе?
— Чтобы умаслить Холлиса?
— Чтобы поместить книгу на почетное место. Библия — это основа всего твоего служения. Согласись с ними в этом. К тому же, эта конкретная Библия имеет историческую ценность для Сентервилльской христианской церкви. Когда старые члены общины увидят при входе в церковь эту реликвию, это утешит их. Даст им ощущение преемственности. Сначала можешь поговорить об этом с Сэмюелем. Послушай, что он скажет, как воспримет идею. Ты же знаешь, он готов сделать все, что в его силах, чтобы уговорить остальных помогать тебе ради будущего общины.
Полу очень не нравилось чувствовать себя маленьким мальчиком, все действия которого контролируют старшие. Но в словах Юнис был здравый смысл. У него и так было полно проблем с Холлисом и Отисом, не хватало еще создавать новые. До тех пор пока он не выберет новых старейшин, которые будут согласны с его точкой зрения, ему придется делать все, что в его силах, чтобы корабль Сентервилльской церкви не пошел ко дну.
— Очень плохо, что Холлис Сойер и Отис Харрисон все свое свободное время тратят на поиск поводов для скандала.
Юнис ласково улыбнулась:
— По–моему, они не нарочно вносят разногласия, Пол. Они последние старожилы этой церкви. Они всегда стояли на защите ее интересов и поддерживали в ней жизнь. На их взгляд, ты совершенно не ценишь традиции и те титанические усилия, которые им пришлось приложить для сохранения Сентервилльской христианской церкви.
— Было бы намного легче, если бы они сами менялись со временем.
— Не все должно меняться, Пол, и меньше всего наша любовь друг к другу как к братьям и сестрам.
У Пола скрутило желудок.
— Я преклоняюсь перед их верностью и преданностью.
— Я знаю об этом, а они нет. Ты должен показать им это.
— Как, Юнис? Ни Холлис, ни Отис не могут высидеть собрания старейшин без того, чтобы не отклониться в сторону от повестки дня. Да к тому же Холлис не на шутку разошелся. Сомневаюсь, что он послушает Сэмюеля, не говоря уж о том, что он послушает меня.
Пол был сыт по горло этими стариками, пытающимися управлять его церковью.
— Во–первых, извинись за то, что убрал Библию, и не оправдывайся.
— Погоди‑ка минутку.
— Выслушай меня до конца, Пол. Пожалуйста. Он отчаянно старался держать себя в руках.
— Ладно. Что ты предлагаешь?
— Во–вторых, на следующих молитвенных собраниях попроси каждого из них выступить перед общиной. Пусть они расскажут, как пришли к Богу, как эта церковь помогла им сохранять веру на протяжении стольких лет. Какие надежды они связывают с будущим Сентервилльской христианской церкви.
— Юнис, ты вообще знаешь этих людей?
— Да, — спокойно ответила она.
— Тогда ты прекрасно понимаешь, что ни один из них не в состоянии высказаться менее чем за тридцать минут. Если я отдам микрофон Отису, нам придется задержаться до второго пришествия.
— Пол…
— Ни в коем случае.
— Разве ты не заинтересован узнать о них больше?
— Вопрос не в том, буду ли я заинтересован, а в том, насколько это нужно общине.
— Как пастор, ты должен учить людей любить друг друга. Это твоя работа. Как ты можешь научить прихожан любить старейшин церкви, если ты сам не любишь их?
— Но я люблю их.
Юнис быстро взглянула на него. Ей не потребовалось произносить ни одного слова, чтобы Пол понял, о чем она думала. Не без досады и даже раздражения ему пришлось признать, что его жена права. Не было в его поведении ни терпения, ни доброты к этим двум почтенным старикам. Они действовали ему на нервы, а он не подпускал их к ведению церковных дел. Он игнорировал их предложения и делал то, что сам считал правильным.
