Смущенная Юнис медленно осмотрела комнату пытливым взглядом. Нигде она не обнаружила фотографии жены Дейвида Хадсона, единственного сына Дейвида Хадсона, единственного внука Дейвида Хадсона. Не было здесь и изображения Иисуса Христа.
— Ты можешь простоять здесь хоть весь день, Юнис, но я не собираюсь менять своего решения. И не надейся, что сможешь вызвать у меня чувство вины. У меня нет времени контролировать Тима. Отвозить его в школу, забирать из нее, а потом следить за тем, куда он тайком удирает.
— Это забота матери. Так?
Пол любил напоминать ей, что с родительскими обязанностями она не справлялась с самого начала.
— У меня дел невпроворот. — Он выбрал еще одну книгу для своей личной библиотеки и бросил к остальным.
«Когда он собирается прочитать их при тотальной нехватке времени?» — подумала Юнис.
— Меня не было четыре дня, — продолжал Пол, стоя к ней спиной. — И ты прекрасно знаешь, что по приезде меня ожидает огромное количество почты, с которой придется разбираться. — Он тщательно осматривал полки в поисках ценных изданий. — И мне еще надо провести совещание со старейшинами и убедиться, что они выполняют мои распоряжения. Стивен Декер потребовал свои деньги. Вообще‑то, мог бы и потерпеть недельки две. — Он достал очередную книгу с полки и запихнул ее в коробку. — Как видишь, это тебе не пару песенок пропеть в воскресное утро, а оставшуюся часть недели провисеть на телефоне.
Еще одное колкое замечание, чтобы задеть ее за живое.
— Если ты считаешь, что я не должна консультировать женщин в твоей общине, только скажи мне, Пол, и я направлю их к выбранному тобой человеку.
— Буду я еще возиться с этим.
Юнис отчетливо поняла, что разговор с ним ни к чему не приведет.
— Поскольку мой труд не представляется архиважным, ты и твоя церковь даже не заметите моего отсутствия, если я вдруг приму решение задержаться на неделю, а не на пару дней.
— Оставайся хоть на месяц, если хочешь!
Кто же тот глупец, который утверждал, что камнем и палкой можно сломать кости, но слова не могут причинить боли?
[52]
— Ладно, слушай, извини. — В голосе Пола послышалось больше недовольства, чем искреннего признания вины. — Я не хотел быть грубым. Ты же знаешь, я вовсе так не думаю.
— Нет, я не знаю этого, Пол. Я больше ничего не знаю. Я уже и тебя не знаю!
— Я же извинился. Чего ты еще от меня хочешь?
— Искренности. «Извини» — это всего лишь отговорка. После твоего «извини» ничего не меняется к лучшему.
Он поймал Юнис раньше, чем она успела выйти из комнаты. Притянув к себе, он обнял ее за талию.
— Я потерял отца несколько дней назад, я сам не свой. — Очередные оправдания. — Прости меня.
Она еле удержалась от желания вонзить ногти ему в руки, чтобы освободиться от него. Прощайте до седмижды семидесяти раз, так сказал Господь
[53]
. До седмижды семидесяти раз.
— Я прощаю тебя. Пол ослабил объятия.
— Тебе не понять, как много для меня значили последние несколько лет. Впервые в моей жизни я ощущал связь со своим отцом. И теперь его нет. — Пол отпустил жену. — Знаешь, что особенно мучает меня? Он никогда не увидит Центр новой жизни построенным.
Почему они всегда возвращаются к одному и тому же?
Пол уже снова принялся просматривать издания, работать. Он переводил взгляд с одной книги на другую. Какую‑то книгу вытащил, пролистал, прикидывая ее полезность. Поставил обратно на полку. Может, ей не следовало так быстро прощать его? Да и раскаивался ли он вообще? Если бы не Ты, Господи…
— Почему бы тебе не спуститься вниз и не поговорить с мамой?
Опять он пытается от нее отвязаться. Это вошло уже в привычку.
— Что ты видишь в кабинете отца, Пол?
На сей раз он даже не попытался скрыть свое раздражение:
— Ты наконец позволишь мне заняться делом? Я спущусь позже, Юнис.
— Скажи мне, что ты видишь, и я уйду, Пол.
— Жизнь, состоящую из достижений. Славу. Уважение. Мир не обошел вниманием Дейвида Хадсона. Вот что, на мой взгляд, можно увидеть в этой комнате. Разве не так? Ну, а что видишь ты?
— Я вижу, чего здесь не хватает, Пол. От чего твой отец отказался.
А еще хуже то, что Юнис ни разу не заметила в Дейвиде Хадсоне ни одного признака сожаления о том, что он отверг свою жену и сына — именно тех людей, кто любил его больше всего на свете.
Юнис спустилась вниз, вышла через раздвижную дверь на задний дворик. Лоис сидела под пляжным зонтом с открытой Библией на коленях. С диким воплем Тим разбежался и прыгнул в бассейн, описав в воздухе дугу.
— Так радостно видеть Тима снова здесь. Жаль, что они с Полом скоро уезжают.
— Я решила, что Тим останется со мной.
Лоис заложила ленточкой–закладкой нужное место в Библии, закрыла ее и положила на стоящий рядом столик. Обе женщины проводили взглядом Тима, который снова поднимался на трамплин.
— С каждым днем он становится все больше похож на своего отца.
— Пол? Или Тим?
Лоис грустно улыбнулась:
— И тот, и другой.
* * *
На следующее утро Юнис встала вместе с Полом. Коробки с книгами уже лежали в багажнике его «бьюика». Пока он упаковывал свои вещи и туалетные принадлежности, она приготовила ему завтрак. На кухню в купальном халате вошла Лоис. Под глазами у нее были темные круги. Юнис открыла шкафчик, достала еще одну чашку с блюдцем и налила ей кофе.
— Спасибо, родная. Я спустилась вниз пожелать сыну благополучной дороги.
Юнис разбила еще два яйца на сковородку.
— Пол забрал все книги, которые хотел?
— Шесть коробок, набитых доверху.
— А его архивы?
На кухню вошел Пол.
— На этот раз мне не хватило времени просмотреть все записи, мам. — Он сам налил себе кофе и сел за стол. — Кроме того, я подумал, что, может, кто‑то из его коллег захочет прочитать их, написать его биографию.
Лоис поставила чашку на блюдце:
— Деннис Нотт высказал ту же идею.
— Как раз собирался спросить тебя о нем. Кто он, этот Нотт? Оставил какие‑то таинственные записи в кабинете отца. Он был его личным секретарем?
— Личным писателем.
Чашка кофе в руке Пола зависла в воздухе.
