Нет, этот человек, ворочавший большими фабриками и большими делами, умевший делать состояния, способный на самые замысловатые выдумки и комбинации, не мог, оставшись один, без слуг, позаботиться о своем собственном маленьком теле.
Они смеялись над ним, эти девицы в сапогах, эти парни в полушубках, когда он с китайским фарфоровым кувшином шел в боковой переулок за колодезной водой. Он оскальзывался на замерзшем брусчатнике, где другие шли спокойно, как по доскам. Он неловко привязывал ручку кувшина к веревке колодца и косолапо черпал воду, едва не падая в него. Он больше разливал, чем приносил домой. Его рука, которая так быстро работала карандашом, исписывая все бумаги, скатерти, столы, когда он высчитывал прибыль от сделок, не умела поднять топора, чтобы разрубить какой-нибудь предмет домашнего обихода и вскипятить себе чаю. Вместо того чтобы ударить по вещи, он едва не попадал себе по ногам. Макс Ашкенази почти все время сидел в комнате. Он был растерян и опускался.
Как вечность тянулись для него длинные, бессонные зимние ночи. Он вздрагивал от каждого шороха, от каждого выстрела на улице. По ночам часто бывали пожары. От жестяных печек, которые ставили повсюду, от труб, которые выводили наружу через окна у дверей, квартиры загорались. Воды не было, пожарные не приезжали, и большие городские дома пылали по ночам, как деревенские амбары, свободно и беспрепятственно, освещая темные улицы. Дрожащее эхо рыданий погорельцев далеко разносилось в ночной тишине.
Еще сильнее Макс Ашкенази напрягал слух, когда раздавался дверной звонок. Ночью случались обыски. Под покровом темноты вооруженные люди нападали на дома, вытаскивали из постелей бывших богачей и аристократов и переворачивали все вверх дном. Солдаты тыкали штыками в матрасы, шарили всюду, вынюхивали. Искали оружие, секретные документы, тайники с золотом и бриллиантами.
Макс Ашкенази оружия не держал, подозрительных бумаг тоже. Ему они были ник чему в этом чужом русском городе, где он теперь застрял. Этот город привлекал его, пока приносил ему пользу, позволял проворачивать выгодные сделки, делать деньги и обрастать имуществом. Теперь он был ему чужим, как вокзал, с которого торопятся побыстрее уехать домой. Правда, новые люди этого города причинили ему много вреда. Они ограбили его, обобрали, как разбойники взяли за горло и выгнали его из домов, фабрик, банков. Они заслуживают того, чтобы их живьем пустили на ремни, но он не собирался мстить им сам. Их конец придет. Он был уверен в этом, потому что снести такое невозможно. Мир не будет молчать. Мир с ними и без него разберется. Он знал это. Он, Макс Ашкенази, деловой человек, фабрикант. Его задача — торговать и богатеть. Сражаться, бегать по улицам с винтовками, стрелять из револьвера — не его дело.
Нет, он не боялся, что эти люди найдут у него оружие или секретные бумаги. Он не держал ничего подобного. Однако другие запрещенные вещи у него были. Во-первых, в эти беспокойные дни он вывез немного товара со своих складов и на всякий случай спрятал их, рассовав по подвалам друзей и знакомых. Значительная часть этих товаров лежала в его собственном подвале во дворе. Цена на них росла с каждым днем. Макс Ашкенази хотел отделаться от них как можно скорее, продать за сколько получится, лишь бы избавиться от них. Однако сбыть эти товары было трудно. Их нельзя было перевозить открыто, требовалась полная секретность. Нельзя было и связаться с купцами. Все были растеряны и напуганы.
Во-вторых, он заблаговременно запас немного бриллиантов и золота, которые не запер в сейфы, а схоронил в тайниках у себя дома, в самых потайных местах, искать в которых никому не придет в голову. Бриллианты он сам по ночам зашивал в одежду кривыми неловкими стежками, прятал в соболиную шубу, под воротники зимних пальто так, чтобы рукой их нельзя было нащупать. Он ожидал несчастья, сердце подсказывало ему, что в стране произойдет что-то плохое, и он отложил кое-что на черный день.
Он хотел бежать из этого города, в котором не осталось ничего, кроме красных ленточек, приказов на стенах, вооруженных людей, улиц, полных митингов и прокламаций. Для него этот город таил одни опасности. Однако выехать из него было тяжело. Надо было иметь разрешение и другие официальные бумаги, но Максу Ашкенази совсем не улыбалось слоняться по красным учреждениям, где сидели эти новые люди, мужчины в шапках и женщины в крестьянских платках. Он хотел, чтобы его имя как можно реже звучало в городе, комендантом которого был его земляк Павел Щиньский. Он помнил его, этого Щиньского, еще по Лодзи. Не раз в пятом году ему приходилось иметь дело с его людьми, забастовщиками. Он знал, что ему, Максу Ашкенази, нечего ждать добра от этого типа, в руках которого сейчас находятся его жизнь и смерть.
Кроме того, нельзя было вывезти деньги, за исключением некоторой суммы в бумажных банкнотах, ценность которых была невелика. Макс Ашкенази хотел бежать из страны, выбраться за границу, чтобы снова оказаться в Лодзи. Однако бросить свои богатства он не мог. Что он будет делать в большом мире без денег? А выезжать с имуществом было опасно. Обыскивали на каждом шагу. По нынешним временам за такие дела можно было стать на голову короче. Он искал возможностей выбраться из страны тайно, при помощи доверенных, опытных людей и хорошей взятки, но не так легко было найти подобных благодетелей, которым можно было бы вручить свою судьбу. Мир полон проходимцев и мошенников, и Макс Ашкенази продолжал сидеть в городе, как на горячих углях. Он жил на то, что носил из дома вещи на рынок и продавал. Он сам покупал себе продукты у крестьянок, сам готовил еду. Богатства он приберегал, ждал, когда подвернется благоприятный момент и он сможет вырваться из этого обезумевшего города.
Он дрожал по ночам, пугался каждого стука, каждого звонка в дверь, каждого скрипа на лестнице, вслушивался, не идут ли с обыском, не хотят ли отобрать его богатства и жизнь. Он часто видел на улицах грузовики с арестованными, которых окружали солдаты с винтовками. Эти люди были схвачены за принадлежность к аристократическим родам, за сокрытие товаров, за спекуляцию. В городе не обсуждали громко их судьбу, люди боялись слово сказать, однако шепотом поговаривали, что те, кого увезли на грузовиках, возвращаются редко. Он, Павел Щиньский, быстро разделывается с ними. Говорят, темными ночами их вывозят за город, ликвидируют и засыпают их трупы в ямах так, чтобы никто бы даже не узнал, где их косточки лежат. И шум грузовиков по ночам сливался в сознании Макса Ашкенази с треском винтовочных выстрелов.
Макс Ашкенази не знал покоя, лежа бессонными ночами под грудой одеял и соболиной шубой. Он вздрагивал от каждого мышиного шороха, от каждого шага, гулко отдававшегося на пустой улице. Хотя его ценности были спрятаны, рассованы по углам, зашиты, он дрожал за них. Кто знает, не отыщут ли его золото солдаты и их командиры, не отберут ли его, не засадят ли самого Ашкенази в тюрьму, а может, и вовсе увезут его ночью на грузовике?
Он не был уверен в своих соседях по двору, знавших его по прежним временам. Правда, они всегда вежливо с ним здоровались, снимая перед ним шапки. Однако теперь пришло их время, и они могли донести на него. Еще меньше он доверял матросам и солдатам, поселившимся в его квартире. Он каждую минуту ждал, что они вышибут дверь его комнаты, которую он всегда держал на запоре, отберут у него последнее, а ему самому всадят пулю в лоб или просто придушат, чтобы петух не кукарекал. И никто не узнает, где его косточки зарыты, — закопают где-нибудь, как собаку, вместе с иноверцами и нищими.
