— Мальчики, будьте евреями! — твердил он ученикам, как раньше, бывало, твердил своему сыну Нисану. — Бойтесь Всевышнего! Слышите?
— Слышим, — ответил Симха-Меер и проворно сдал карты.
Он снова слыл илуем среди товарищей.
Глава двенадцатая
После того как несколько лет подряд на праздник Пейсах и на праздник Суккос жених приглашался в дом невесты, получавшей при этом подарки от родственников жениха, после такого же числа визитов невесты в дом жениха, получавшего в свою очередь подарки от родственников невесты, была с большим размахом сыграна свадьба восемнадцатилетних Симхи-Меера Ашкенази и Диночки Алтер.
Подвенечное платье для Диночки сшила сама мадемуазель Антуанет, полунемка-полуфранцуженка, которая одевала дочерей Хунце. Маслянистые черные глаза реб Хаима Алтера расширились, когда его жена Прива сказала ему, сколько просит мадемуазель Антуанет за этот наряд.
— Что с тобой, Привеши? — сказал он испуганно, нервно тряся мясистыми руками и угольно-черной бородой. — Где это слыхано, чтобы какой-то портнихе отдавали за работу целое состояние?!
— Мадемуазель Антуанет не какая-то портниха! — сердито ответила Прива. — Это лучшая портниха Лодзи. Должно еще очень повезти, чтобы она согласилась принять заказ.
Реб Хаим Алтер так растерялся, услышав об огромной сумме, которую требует портниха, и о везении, которое надо иметь, чтобы к этой портнихе попасть, что забыл о своем постоянном страхе перед Привеши и принялся ей возражать.
— Эта иноверка должна быть благодарна, если я дам хотя бы третью часть таких денег, — сказал он. — Ничего, в Лодзи найдутся и другие портнихи. За этим дело не станет…
Из голубых глаз Привы на ее румяные щеки тут же полились слезы.
— Мамочка, — стала она взывать к своей давно умершей матери, — я этого не перенесу…
За несколько лет, прошедших после помолвки, она сжилась с мыслью, что подвенечное платье ее дочери Диночке будет шить мадемуазель Антуанет. Но не только отменный пошив был важен Приве. Она прекрасно знала по собственному опыту, что вся эта роскошь, которую невесты готовят к свадьбе, — десятки бархатных, шелковых и атласных платьев, отделанных кружевами, — редко видит свет Божий. Все это плесневеет в шкафах, выходит из моды. Приве были важны амбиции: пусть Лодзь знает, что наряд для ее дочери Диночки сшила именно мадемуазель Антуанет, эта заносчивая аристократка, глядящая свысока даже на богатых дам и принимающая заказы от дочерей самого Хунце. Пусть Лодзь знает и лопнет от зависти!
Ей пришлось потрудиться: искать протекцию, пускать в ход дипломатию, чтобы добраться до мадемуазель Антуанет, — по секрету, потихоньку, чтобы никто, не дай Бог, не узнал. Впрочем, она уже рассказала о своем успехе доброй половине городских дам. Так что теперь, когда ее Хаим Алтер принялся торговаться и отмахиваться от мадемуазель Антуанет, Прива почувствовала себя глубоко несчастной.
— Мамочка, — взывала, рыдая, Прива к своей пребывающей на том свете матери, — я такого позора не перенесу. Лучше бы я не дожила до свадьбы моей единственной дочери…
Реб Хаим Алтер был так тронут слезами и словами жены, что сам едва не расплакался.
— Прикуси себе язык, — сказал он мягко. — Что ты такое говоришь перед свадьбой нашей дочери? Пусть твои слова упадут в глухие леса, на пустые поля…
На этот раз, вопреки обыкновению, она не обиделась. Вне себя от счастья, что муж уступает, она бросилась к нему на шею и осыпала поцелуями его бородатые щеки на глазах у слуги Шмуэля-Лейбуша.
— Привеши, — засмущался реб Хаим Алтер, — при слуге…
— Да я ладно… — растерянно сказал слуга, не зная, куда себя девать.
С той же расточительностью и претензией невесте накупили горы шелка, атласа, меха, кружев, шляпок, серебряных украшений и безделушек, предметов мебели непонятного назначения. Реб Хаим Алтер снял самый большой свадебный зал, созвал лучших клезмеров
[72]
, бадхенов
[73]
, нанял официантов. Приглашения на свадьбу рассылались сотнями. Реб Хаим Алтер хотел, чтобы Лодзь о нем говорила, чтобы свадьба его дочери прогремела по всей Польше. И пригласил весь цвет Лодзи — состоятельных евреев, городских богачей и аристократов. Да и со стороны жениха список гостей был немаленький. В большом зале с зеркалами в золоченых рамах, с обитыми плюшем золочеными стульями и ветвистыми жирандолями на сотни свеч толпилось и шумело пестрое лодзинское общество: богачи с окладистыми бородами, евреи в шелковых лапсердаках и роскошных лакированных сапогах; бритые фабриканты с жирными загривками, в черных блестящих цилиндрах и белых перчатках; раввины в штраймлах
[74]
и атласных лапсердаках; комиссионеры из Литвы в твердых шляпах и коротких сюртуках; богобоязненные хасиды в больших бархатных шапках и рубахах навыпуск, из-под которых виднелись кисти арбоканфесов; русоволосые немцы во фраках, промышленники и какой-то залетный русский офицер с завитыми бакенбардами, в парадном мундире с медалями во всю грудь. Точно такое же разностилие царило и среди женщин. Шумно дыша, носились толстые матери молодоженов в щедро политых духами париках и пестрых шелковых платьях со шлейфами и буфами, увешанные тяжелыми золотыми цепями, бриллиантовыми кольцами и серьгами. Тут же сидели старушки в атласных чепчиках и допотопных платьях, сохраненных со времен их собственных свадеб, прохаживались обаятельные черноволосые молодки в белых платьях с глубоким декольте по последней моде и высоченные немки с длинными русыми косами и щедро нарумяненными бледными щеками. Идиш, польский, немецкий, русский смешивались и сливались в единое женское воркование. Женщины пожирали друг друга глазами, сверкали бриллиантами, искрились золотом, шуршали шелком, обмахивались веерами, обменивались комплиментами, сплетничали, мстили, дразнили соперниц.
Кареты с белыми лошадями мчались по худо замощенным узким улицам Лодзи, изобилующим выбоинами и ямами, и привозили одетых в белое дочерей богатых горожан к юной невесте, восседавшей на троне в окружении девушек и роз. Сестры жениха сплели из них венок для красивых волос невесты, которым завтра предстояло быть состриженными
[75]
. Братья невесты, оба в новых лапсердачках и бархатных шапочках, сели тайком от отца рядом с кучером в цилиндре и ездили вместе с ним от дома к дому за гостями. Хотя они сами уже ходили в женихах, но как упустить такую возможность и не покататься на карете рядом с кучером! Даже страх перед отцом не мог удержать их от получения столь редкостного наслаждения. Полицейские с кривыми шашками разгоняли и распихивали бедных девушек, женщин и мальчишек, которые сотнями толпились перед свадебным залом и рвались к двери, чтобы послушать музыку и подивиться расфуфыренным гостям.
