Отец мой словно сделан из железа — пригласил мистера Аптона на ужин… тоже мне радость! Мы с матерью с трудом сохраняли учтивость — я так и вовсе ни разу на него не взглянула. Просто хотела, чтобы этот ублюдочный сукин сын ушел поскорее. А отец мой, старый благородный джентльмен, водил с ним душевные дружеские беседы, хотя мистер Аптон в этот день выглядел лет на десять старше его. Ради такого случая я, конечно, оделась в свое лучшее платье — изумрудный шелк, под цвет моих глаз. Я была прекрасна, как никогда… да и как же не постараться? Должна же я была показать ему, что он теряет, предпочтя Манхэттен нашему милому маленькому Темплтону… Обратиться ко мне за столом он, конечно, боялся, только моляще позвякивал ножом и вилкой… опять оба не притронулись к еде… В конце десерта я встала и ушла, а мистер Аптон — какой невоспитанный мужчина! — побежал за мной, в коридоре взял меня за руку… зашептал: «Еще ничего не потеряно, Сара, не делай глупостей! Ты еще можешь спасти свой город, если хочешь»… Вдруг он повернулся и убежал обратно в столовую, оставив меня одну в коридоре. Ноги у меня подкашивались. Я села в кресло и словно вросла в него. Слушала учтивые речи моего отца, не понимая, как он может быть так добр с этим ужасным человеком… и моя мать, плененная этим зрелищем, тем, что она принимала за выражение романтических чувств к ее любимой, красивой, безумной (а стало быть, лишенной возможности выйти замуж) дочери… далее моя здравомыслящая прямодушная мать… опять начала разговаривать с ним любезно.
Уже поздний час. Одиннадцать. Я все хожу из угла в угол по своей комнате. И все звучат в голове эти голоса, этот библейский человек все гремит и гремит своим трубным басом «Ты еси Спасительница Темплтона, ты еси». Гремит и гремит. Колокол бьет в методистской церкви. И в пресвитерианской тоже. Платье я не снимала. Рвало меня много раз, даже желудок теперь сводит и в горле жжет. Зубы чистила так, что десны закровоточили. Завязала волосы в строгий низкий пучок, а локоны все равно упрямо выбиваются. Да, я пойду.
Кончено… все кончено. И писать мне больше нечего.
…я это сделала, но даже не поняла как… в ту ночь две недели назад. Не поняла, как обулась и тихонько спустилась по витым лестницам Эджуотера. Не поняла, как вышла на улицу в свежую, пахнущую зеленью ночь и побежала по городу — по Красивой Озерной, мимо Приозерного парка, мимо Эверелл-Коттеджа и дальше по Каштановой. И словно не я бесшумно прокралась в «Моторинн», под носом у задремавшего портье обследовала щиток на предмет отсутствующего ключа (девятый номер), все так же бесшумно поднялась по лестнице и встала перед дверью, неустрашимая и решительная. Вошла без стука… Мистер Аптон, хоть и был чисто выбрит для меня (еще с вечера), явно не поверил в свое счастье — выронил сигарету, пепел рассыпался по ковру… мы стояли друг перед дружкой очень долго… он шагнул ко мне, улыбаясь… но я остановила его, коснувшись рукой его груди, и почувствовала, как колотится его сердце… «Подожди! Ты ведь выберешь Темплтон? Да?»… «О да, да, Сара, да!» Я подставила лицо для поцелуя, но он прикрыл мне губы рукой… «Нет, сначала скажи, ты выйдешь за меня? Выйдешь?»… Улыбается, на щеке ямочка. Внутри у меня что-то переворачивается, и тот трубный библейский глас произносит: «Да, мой воробышек, ты должна выйти за этого человека…» И словно не я, а кто-то еще отвечает: «Да».
И меня совсем не тошнило, все было не так, как я представляла… повалил меня на кровать и раздел, пуговка за пуговкой… и там было жарко… и еще жарче… и две Сары боролись сами с собой, одна сгорала от отвращения, другая от жадной страсти… даже через боль, очень сильная была боль… моя помада размазалась по его лицу… проснулась я на рассвете, а он любуется мной, убирает локон мне за ухо… это, оказывается, правда… он действительно любит меня… С тех пор я часто вижу его в обществе, среди самых очаровательных разнаряженных девушек Темплтона… но глаза его всегда устремлены на меня…
…но даже тогда я уже знала, что до свадьбы во мне будет жить та другая, та новая, та млеющая от счастья… а потом эта другая покинет меня, я уже тогда это знала… и я снова стану холодной и печальной… еще до свадьбы я перестану видеть моих призраков, не услышу больше их голосов, и слова, слетающие с моих губ, будут уместными и правильными, и призраки больше не всплывут в воде… Я знала, что мы поженимся в башне Короля-рыбака на мысе Юдифи осенью, и кленовые листья будут кружить над водой, золотистые, красные и зеленые листья… мы поженимся, а во мне уже будет дитя, я буду чувствовать, как оно растет… Темплтон к тому времени уже вернется к жизни, отцовы денежные сундуки опустеют, но вскоре снова наполнятся — рентой от бейсбольного музея… Я выйду замуж в тот осенний день, и женщина, что живет во мне даже теперь, эта счастливая девчонка, что беспрестанно целует этого красивого мужчину… девчонка, которая в то утро неделю назад пришла пешком в Эджуотер, пришла на рассвете рука об руку с ним… сидела с ним рядом, хихикая, за утренним столом, пока не проснулись и не спустились вниз ее родители… и очень удивила в то утро родителей своей радостью, счастьем, которым вся лучилась, и своим ясным рассудком… эта счастливая девчонка покинет меня в день моей свадьбы… он оказался не тем человеком, за которого мне надо было выходить, не гением, не художником… я буду остро ощущать его вульгарность, и он будет не понимать, почему я отвергаю его, и только еще больше возжелает меня.
И я знаю, что вскоре после свадьбы мои голоса постепенно вернутся ко мне. Дитя, что уже жило во мне, родится. Может быть, появятся на свет и другие. А призраки снова подымутся из озера и будут следовать за мной и звать до того дня, когда… когда мне не хватит сил противостоять и я войду в озеро… впрочем, до тех пор у меня будет Сай, солидный, надежный Сай… и хоть это продлится недолго, но в это утро, как я пишу здесь, Сай храпит в моей постели у меня за спиной, и я как раз собираюсь разбудить его, чтобы он мог прошмыгнуть тихонько из дома и вернуться в отель… и какой странной я кажусь себе сейчас! И все это странно. Странная сама эта жизнь. Но сейчас, только в этот момент, я счастлива.
Глава 10
СТАРЫЙ ХЛАМ, ИЛИ ЧТО ОСТАЕТСЯ ПОСЛЕ НАС
Всю ночь я читала три сотни страниц безумных бредней моей прабабки, и утром Темплтон предстал предо мной словно заколдованный.
Я сидела, потрясенная, глядя на далекий восход, прогоняющий с неба тьму, и мне казалось, что Темплтон Сары заслонил собой мой собственный Темплтон — словно кто-то положил листок кальки на крыши моего города, и на листке проступили очертания того старого, более простого Темплтона. Знакомые мне дома, магазины, улицы исчезли, а их место заняли поля, рощицы и совсем другие здания; огромные деревья уменьшились до тех размеров, когда они были еще молоденькими посадками; старики помолодели, и их теперь нельзя было узнать. Я чувствовала, что если выгляну на лужайку, то призраки, о которых все говорила Сара, будут стоять там, выстроившись по-военному в ряд, и смотреть на мое окно пустыми глазницами вместо глаз.
Но где-то в районе Приозерного парка завелся грузовик и в один миг прогнал эти чары. Грузовик натужно пыхтел, потом визгнули тормоза. Я поняла: увозят чудовище.
