От звука ее голоса он задохнулся, а в мозгу вспыхнуло пламя. Она не оттолкнула его, поэтому нечего строить из себя джентльмена.
На этот раз, ощущая, как кипит его кровь, он с дикой силой впился в ее губы, впитывая их шелковую теплоту. От нее исходил аромат красного вина и лимона, терпкий и сладкий одновременно. Он хотел вдохнуть, впитать его в себя. И еще ему хотелось овладеть ею, немедленно, прямо в этой комнате.
Поэтому, когда она вырвалась из его объятий, он устремился за ней.
Селия не подпускала его ближе, но и не собиралась бежать.
— Вчера вы сказали, что подобное не повторится.
— Помню. Но повторяется. — Так, вероятно, жаждут получить свою дозу отравы завсегдатаи опиумной курильни. Он много месяцев болезненно желал ее. И теперь, когда он вдруг получил желаемое, ему нестерпимо захотелось большего.
Когда она остановилась у письменного стола, он схватил ее за талию, но она отвернула голову и он уткнулся губами в шею, ощутив запах, который столько времени мерещился ему.
Дрожа, он провел руками по ее груди.
— Что вы делаете?
— Я хочу вас, — признался он, проклиная себя. — Я всегда хотел вас.
И он снова приник к ее губам.
Глава 10
У Селии кружилась голова. Он хочет ее? Мистер Пинтер хочет ее?
Не мистер Пинтер — Джексон. Джексон.
Она судорожно вздохнула, когда он оторвался от ее губ и начал целовать ее ухо, тяжело дыша, с сильно бьющимся под ее рукой сердцем.
Он действительно хочет ее. Он словно готов был выпить ее, когда жадно впивался губами в ее шею. От него все еще исходил запах пороха и дыма. И этот запах, и царапающие прикосновения его бакенбард в ее представлении были истинно мужскими. Когда он тронул языком ямочку у основания шеи, ее накрыла горячая волна желания.
Никогда прежде ее не целовали и не ласкали так нежно и обжигающе. Она чувствовала, что тонет в этих ласках.
— Джексон… — прошептала Селия.
— Как мне нравится мое имя в твоих устах, — хрипло произнес он. — Повтори его еще раз.
— Джексон… это ведь не очередной урок… правда? — Ей нужно было это знать. Она должна быть в этом уверена.
— Это именно повторение. Ты не усвоила первый, иначе мы не оказались бы здесь вдвоем.
— Мне всегда плохо давались любые уроки, — задыхаясь, пролепетала она, когда он поднял ее и осторожно опустил на стол, столкнув на пол несколько книг.
— Наверное, у тебя были плохие учителя. — Он снова впился в ее губы. — Или вас неправильно учили, миледи.
— Селия, — поправила она, запуская пальцы в его густые черные волосы. У него были изумительные волосы, мягкие на ощупь, волнистые, послушные ее рукам.
— Если ты велел звать тебя Джексоном, то и ты должен звать меня Селией.
— Селия, — выдохнул он и начал расстегивать пуговицы на лифе ее редингота.
— Ч-что вы делаете? — запинаясь, пролепетала Селия.
— Продолжаю уроки. — Он распахнул редингот, открыв нижнее белье. — Мне хочется попробовать тебя на вкус. Ты позволишь, милая?
Милая? Одно это слово сломило ее волю к сопротивлению — ведь до сих пор никто не называл ее так. Но сам факт, что он спросил у нее разрешения на то, что Нед пытался сделать силой, растрогал ее.
— Я готова повторять этот урок, пока не выучу его назубок, — отозвалась она, поражаясь собственной смелости.
В ответ он начал расстегивать корсет, освобождая нижнюю сорочку. Она шумно вздохнула, когда прохладный воздух комнаты заставил соски грудей затвердеть. Жар, бросившийся ей в лицо, спустился вниз.
— А чему я учусь на этом уроке? — еле вымолвила она.
— Тому, — сказал он, глядя ей в глаза, — что даже ублюдок может забыть о своем ничтожестве, когда рядом такая соблазнительная дама, как вы.
— Дама? А разве не девчонка-сорванец?
— Мне бы хотелось, чтобы здесь оказалась девчонка-сорванец, — с горечью произнес он. — Тогда вас не домогались бы виконты, графы и герцоги.
Неужели он ревнует? Будь это так, до чего было бы славно!
— И клерки с Боу-стрит? — пошутила она.
Он бросил на нее сумрачный взгляд, который мог бы служить ей ответом, и приник губами к едва прикрытой тканью груди.
Боже. Небеса. Каким сладким было ощущение, которое она испытывала. Однако она не должна позволять ему так обращаться с ней. Но что делать, если мужчина, который еще несколько месяцев назад пленил ее, ведет себя так, словно она действительно может вызвать ответное горячее чувство, и потому ей вовсе не хотелось, чтобы он прекратил свои ласки.
Она прижимала к себе его голову, и ей казалось, что, подчиняясь кипевшему в ней жару, ее кости тают, а кровь закипает.
Он касался ее груди зубами и языком, отчего ее сосок затвердел еще больше, но уже не от холода. Ее сердце билось так часто, что она боялась потерять сознание.
— Джексон… О-о-о, Джексон… Я думала, ты… презираешь меня.
— Разве так презирают? — пробормотал он, не отрываясь от ее груди.
— Нет. — Чувственная дрожь пробежала по ее телу. Как же она была глупа, что так вела себя с мужчинами. Она просто не понимала, что им было нужно, когда дело доходило до этого. — Если ты меня желал все это время, то почему… ничего не говорил?
— А что бы я мог сказать? «Миледи, я наяву брежу, представляя вас обнаженной в моей постели?» — Он провел рукой по ее бедру. — Я пока не такой идиот, чтобы рисковать быть застреленным за непристойное поведение.
Что она должна была испытывать, услышав, что он представлял ее в своей постели? Ужас? Растерянность? Она не смела и ожидать таких слов, но ей и этого было мало.
— А почему вы решили, что я не застрелю вас сейчас? — спросила она, впиваясь пальцами ему в плечи.
— Вы оставили свой пистолет на столе в столовой, — невнятно произнес он, не отрываясь от ее груди.
Ее охватило странное волнение. Оно действительно было странным — ведь она хорошо помнила, что однажды предпринял мужчина, застав ее в одиночестве, лишенной возможности сопротивляться.
— А может быть, у меня здесь спрятан еще один?
Он поднял глаза и внимательно посмотрел на нее.
— Тогда я постараюсь так занять вас, чтобы вы не смогли им воспользоваться.
Внезапно он снова принялся целовать ее, страстно, жадно… И каждый следующий поцелуй пьянил сильнее, чем предыдущий. Он чувствовал под своими ладонями ее груди и, не испытывая никакого стыда, гладил и ласкал их, так что она не могла ни о чем думать — просто наслаждалась его ласками.
Стон вырвался из ее груди, и он оторвался от ее губ.
