— Никаких «мы», мышка. Я убью вас обоих.
Должно быть, у Беркстеда в свое время не было приличной гувернантки. Потому что он не учился математике. Застрелить нужно двоих, а пистолет был один, — значит, всего два выстрела. Один из них с ее помощью уже дал осечку, курок второго ствола не взведен. Может быть, у Беркстеда имелся второй пистолет, которого она не видела и не чувствовала спиной, когда…
О Господи, она совсем забыла.
Итак, положение было таково. Томас на ступеньках с длинноствольным пистолетом всадника и Беркстед, приставивший к мягкой плоти под подбородком Катрионы свой двуствольный каретный пистолет. И она, одной рукой держась за канат колокола, а другой вцепившись мертвой хваткой в спусковой механизм пистолета Беркстеда.
А затем она поскользнулась на ступеньке, сделав резкое движение вниз. На секунду, но ее оказалось достаточно.
Раздался грохот такой оглушительной силы, что их с Беркстедом припечатало к стене. В этот страшный миг Катриона ощутила отдаленную боль, оцепенение, как будто лошадь ударила ее копытом в грудь. В воздухе висела сернистая вонь черного пороха.
А затем Беркстед издал животный крик смертельной боли и тоски.
Но Катриону не отпустил. Он держался за нее, прижимая к себе еще крепче, вместо того чтобы оттолкнуть. Катриона была его щитом. Теплая жидкость — его кровь и жизнь — текла по ее спине, намочив платье.
— Выстрелишь еще раз, и я сделаю так, что пристрелишь ее. — Голос Беркстеда дрожал от нестерпимой боли.
Стоя ниже на ступеньках, Томас не отвечал, а тем временем Катриона и Беркстед стояли в десяти футах от верхней площадки колокольни. Томас прятался внизу, а раненому Беркстеду, похоже, не хватало сил подняться выше. А больше идти было некуда.
Время пришло. Сейчас. Прежде чем Беркстед скажет что-нибудь еще или обдумает следующий свой шаг. Или начнет действовать Томас.
Катриона вознесла небу краткую молитву. Хотя зачем Богу, которому она давно перестала молиться, помогать ей сейчас? Этого она не знала, но заговорила:
— Томас!
Он немедленно ответил тихо, уверенно, и сказал именно то, что она хотела услышать.
— Я знаю.
И Катриона перестала рассуждать, а просто поверила.
Ухватившись покрепче за канат и за ствол оружия, она сказала Беркстеду:
— Твой пистолет я разрядила.
Беркстед прошипел грязное ругательство прямо ей в ухо. И под ее ладонью его рука напряглась, спуская курок. Ничего не произошло, даже щелчка не последовало, и он сделал следующую попытку. Тщетно! Снова и снова отводил он спусковой крючок, пока рука, державшая Катриону, не ослабла. Этого было достаточно, чтобы она могла двигаться. Чтобы смогла прыгнуть.
Оттолкнувшись от Беркстеда, Катриона перепрыгнула через перила, хватаясь за канат точно обезьяна на дереве. Перелетела через пустоту, больно ударившись о край лестницы напротив. Стоя у перил, Беркстед поносил ее на чем свет стоит. Он опустил пистолет, будто собираясь его выбросить, но не бросил.
Как же она глупа! Она сделал ставку на то, что он забудет про второй ствол пистолета. Поставила собственную жизнь против того, что он не сумеет снова взвести курок и застрелить ее. Или, что еще хуже, Томаса.
Беркстед держал равновесие, ухватившись за перила.
— Я отправляю тебя в ад, мышь!
Но жизнь ушла из него — глаза остекленели и затуманились. Пуля Томаса нашла цель в груди Беркстеда, чуть пониже плеча. У шакала совсем не оставалось сил. До Катрионы вдруг дошло, и это был миг предельной ясности и спокойствия: ей не нужно ничего делать. Здесь Томас, и он ее защитит. Она больше не одна.
Обхватив канат ногами, она ослабила хватку и сделала то, что подсказывало сердце. Земное притяжение сделало остальное.
Она падала. Подвешенная на миг в воздухе, она видела мертвенно-бледное лицо Беркстеда всего в нескольких ярдах выше. Оглушающий выстрел разорвал тишину. Закрыв глаза, она рухнула в бездну.
Катриону спасло то, что она запуталась в своих юбках. Стремительно скользя вниз по канату, сдирая кожу с ладоней, летя сквозь воздух, который вдруг сделался тяжелым и вязким, как жидкость, она чувствовала себя акробатом в парижском парке, который хватается за трапецию. Длинные юбки взлетели вверх и запутались на канате, замедлив ее падение.
Потом воздух стал почти невесомым и все вокруг закружилось точно в хороводе. Канат понес ее вбок, прямо на перекрестную балку, которая и вышибла дух из ее легких. Все окрасилось в красный и темный — перед глазами Катрионы стоял только цвет крови.
Она разжала руки, уступая болезненному оцепенению, сковавшему грудь. А затем легкие попытались втянуть воздуха, и Катриона почувствовала удушье. Ворот платья, простого прочного повседневного платья, стянул ее шею точно удавка.
И это потому, что кто-то вцепился в ее платье сзади. Тянул материю, чтобы перевалить Катриону через перила. Она упала прямо ему в руки. Томас!
Он прижимал ее к груди. В одном кулаке зажата ткань платья, другая бережно обнимает ее голову. Он упал на колени, привалившись к стене, прежде чем они оба неловко рухнули на деревянные ступени.
Катриона пока не понимала, на каком она свете. Каждая косточка, каждая мышца ныла, и каждая на особый лад. В ушах стоял звон, как будто она сидела внутри церковного колокола. Откуда-то издалека накатывала боль, как усталая волна. Но Катриона была жива. С ней все было хорошо.
Все закончилось.
Ее словно накрыло тяжелым облаком. Неужели это долгожданное облегчение? Закрыв глаза, Катриона сосредоточилась на том, чтобы восстановить дыхание. Внизу раздавались голоса, отражаясь от каменных стен узкого колодца колокольни. Там было полно народу — Катриона даже не ожидала, что их будет так много. Виконт Джеффри, ледяным голосом отдающий приказы. Егерь мистер Питерс, с его рассудительными, практическими советами. Кучер Верзила Хэм и прочие с конюшен, прикидывающие, как снять дверь с петель, чтобы вытащить тело.
Тело. Беркстед!
Но к ним никто не подошел, и слава Господу.
Она открыла глаза, чтобы увидеть пару длинных ног в поношенных, но отлично начищенных дорожных сапогах. Ноги запутались в ее юбках. Вот так и они оба сплелись воедино. В горе и в радости.
Он слегка отодвинул ее от себя и заглянул под завесу волос, которые упали ей на лицо.
— Ты ранена?
— Нет. Или да. — Катриона покачала головой, не в силах заставить себя взглянуть в лицо Томасу. — Но мне кажется, меня сейчас стошнит.
Он перевернул ее так, что голова оказалась меж его колен.
— Ты ударилась?
— Нет, — сумела выдохнуть она. Беглого осмотра было достаточно, чтобы убедиться в отсутствии существенных повреждений. — Нет.
— Отлично. Тогда просто дыши. — Томас ничего больше не сказал. Но Катриона слышала его тяжелое дыхание. А затем он привел в порядок волосы, которые выбились из пучка, когда ее тащили через все поместье, а пистолет упирался ей в челюсть; нежно растер шею сзади, и это было очень приятно. Так мог бы поступить Танвир Сингх. Или по крайней мере тот Танвир Сингх, которого она полюбила.
