— Ой, уморила. — Мариоль снова наполнила наши бокалы.
Я одобрительно следила, как булькает напиток.
— Хорошо пошло…
— Ну еще бы, ведь это «Танарин Дариори», — с такой гордостью, словно сама готовила, повторила подруга и протянула мне бокал. — Держи!
— Держу, — не совсем уверенно произнесла я и, заглянув в темные его глубины, задала вопрос: — А нам не многовато?
Мариоль поискала ответы там же, где и я вопросы.
— Маловато, — решила она.
— Кстати, а тоста так и не было! — вдруг опомнилась я.
— Не было, — кивнула девушка, отбрасывая со лба выбившуюся из небрежной прически волнистую прядь. — За что пьем?
В моей головушке данных так вот с ходу не обнаружилось, потому я смело переложила груз ответственности на чужие плечи.
— Ты проставлялась, ты и говори!
— Тогда за любовь!
Не знаю почему, но это вызвало у меня бурю протеста:
— Не буду!
— Почему?! — неподдельно изумилась Мари, так и не донеся ликер до рта.
— Потому что отвратительное это чувство, — горько улыбнулась я. — Сладкое, горькое, дающее крылья, которые поднимают над миром. Но если с такой высоты падаешь, то разбиваешься на осколки. Если только та самая проклятая любовь не поймает у самой земли. И обратно в поднебесье… и опять то же самое. Снова вниз, снова паралич души, и уже кажется, что лучше бы ничего и не было.
— Как понимаю, сейчас ты говоришь вовсе не про жениха, — грустно улыбнулась Мари.
— Да, — спокойно кивнула и посмотрела в темное окно. Мир мрачнел, кутался в сумрак, хмурился тучами. Будет дождь?
— Аль, но если ты любишь Лира, то почему выходишь за Рыжа? Я понимаю… привязанность, нежность и прочее. Но рядом с мужчиной нужно гореть! А пылаешь только с любимым. А не с тем, кому благодарна.
— Ты права, — хмыкнула я. — Но, Мари, надо гореть, а не рассыпаться пеплом всякий раз, когда он захочет меня морально ударить! Оправдывая себя… меня… да кого угодно!
Внезапно в подсознании раздался негромкий голос:
«Значит, ты признаешь, что в срывах есть и твоя вина?»
Тинай Мираж Иссо. Чтоб тебе провалиться!
«Пошел вон из моей головы!»
«Хамка! — даже восхитился Грезы. — Твое высочество, а ты не слишком много на себя берешь?»
«А мне все равно, — мрачно подумала я и залпом допила ликер, молча поставив бокал перед подругой, которая что-то говорила в это время. — Иссо, моя голова — это мое личное пространство. Потому я имею полное моральное право про себя говорить то, что думаю!»
Создатель, как же абсурдно звучит! Я сошла с ума? Какая досада!
Стихия замолчал, и мир снова обрел звуки, которые теперь не были лишь эхом.
— Аля! — позвала меня Мариоль. — Третий раз спрашиваю!
— Повтори, пожалуйста, — жалобно посмотрела на нее. — Я задумалась.
— Ты мне рассказывала кое-что… но, Альчик, во многих случаях с Лирвейном была и твоя вина! Провокация чистой воды. То есть такие претензии…
Услышав фразу Иссо, хоть и в другой интерпретации, я едва не скривилась. От необходимости отвечать сразу меня спасла случайность.
Мы обернулись на стук в дверь, и я получила возможность убедиться, что случайности тоже не безлики. Моя была синеглазая, с копной медных волос, в которых мелькали косички.
— Добрый вечер, девочки, — улыбнулся Мидьяр и проказливо подмигнул. — Я слышал, что у вас наливают!
— Бокалы там, — ткнула пальцем в шкаф Мариоль.
Ярр не заставил себя долго ждать и меньше чем через полминуты подошел к столу, поставил бокал и, схватив меня под мышки, приподнял:
— А я соскучился, принцесса.
— И я по тебе скучала. — Губы неудержимо расплылись в улыбке, а руки так же неудержимо крепко обняли. — Ярр, ты лучший. Спасибо тебе за все.
— За что же? — Он слегка отстранился. — Кстати, почему не заглядывала, бессовестная?
— Некогда. — Взглянула на Искусника несчастными глазами. — Правда-правда. Но я постараюсь исправиться!
Мидьяр несколько удивленно покосился на эксклюзивный напиток, но с удовольствием попробовал. Мы же с Мари изрядно захмелели, чем, вероятно, и были обязаны дальнейшему диалогу.
— Ну так что? — спросила подруга, осушая очередную порцию. — Аль?
— Мидьяр? — обратилась я к Хранителю. — А давай ты побудешь девочкой? А то у нас девичник как бы…
Синие глаза выразительно округлились, но Искусник быстро взял себя в руки и рассмеялся.
— Зовите меня Ярра! Ну так что, девочки, на какую тему сплетничаем?
— На вечную, — мрачно изрекла я. — Ну для меня — на вечную. О том, что этот козел Лир — настоящий осел!
М-да, и дикция, и логика, и здравое мышление, похоже, оставили меня.
— Ты, как обычно, критична, — фыркнул Хранитель, подливая нам с подругой. — Аля, ну что такого он сделал?!
Я с готовностью перечислила. Все вспомнила! И то, как себя вел неуважительно, там учительской беспристрастностью даже и не пахло! Хамил практически! Впрочем, это так, мелочи, которые я сама же и оправдала. Но для общего счета сойдет! К хамству и неуважению отнесла и то, что он совершенно не считается с моим мнением! Заставляет, ломает, потом целует и снова отдаляет!
Список вообще немаленький вышел. Маришка тоже помогала — вспоминала, а Ярр внимательно слушал, с некоторой тоской в глазах пощипывая виноград.
— И вообще! — надувшись, продолжала я. — Вот ты говоришь, любовь!
— Это он говорит, — флегматично поправил меня Хранитель Грез.
— Не придирайся, — отмахнулась я. — У меня такое ощущение, что он — да, привязался, но… играл. Когда ему хотелось душевного тепла, обожания в глазах, он это поощрял. А потом резко ставил на место!
— Зайка, — хмыкнул единственный мужчина в нашей компании, — не хочу тебя разочаровывать, но ни душевным теплом, ни обожанием от тебя и не пахло! Ты язва не хуже него. А про то, как вы на полигонах воевали… ты на него каждый раз шла, словно убить хотела.
— Ты не слышал, что он мне говорил!
— Ну допустим, — согласился Ле-Кинаро. — Но, Аля, представь вот, что ты взрослый, состоявшийся мужчина. У тебя дела, проблемы, и ты не успеваешь. Даже с текущим объемом едва справляешься.
— К чему ведешь? — напрямую спросила я.
— К тому, что появляется девушка. Молодая и наивная. Неопытная, хорошая и добрая. Но у тебя есть задание. Сделать из нее Императрицу. И ты сам вдруг стараешься ради этого все больше, потому что очень хочешь, чтобы она не только прошла испытание, но и выжила в играх Кланов. А тут — любовь… А любовь, она заставляет быть мягким. Щадить и жалеть там, где нельзя.
