А еще смердело.
Никто не видел ничего удивительного в том, чтобы выплеснуть на улицу содержимое ночного горшка. Мусор не бросали, он был только во дворах. А вот нечистоты…
Женщину всерьез замутило. Мало тряски на лошади, так еще «все ароматы Франции». Но никто другой ничего удивительного в этом явно не находил.
Лиля еще раз поклялась, что у нее в Иртоне так не будет. И вообще – как только появится возможность, она тут же сделает везде хорошие дороги.
Ладно, это дело будущего. А пока надо подумать, что говорить. Личную вирманскую дружину предстояло еще отмазать. Военные нужны позарез! Но вот во что ей это встанет? И как лучше поступить? И не запустит ли она волка в овчарню?
Все-таки она беззащитна. Да и Иртон тоже. Кто помешает вирманам собрать все самое ценное, запалить его с восьми концов и уплыть восвояси?
А кто помешает пиратам?
Работорговцам?
Разбойникам?
Ей-ей, от таких мыслей за голову схватишься. Хоть за свою, хоть за конскую. Это Этор с ними был вась-вась, а ей такие радости не светят. Во-первых, баба, во-вторых, графиня, в-третьих, хрена она будет людьми откупаться… Не поторопилась ли она с увольнением?
Теперь уже все равно поздно. Не воскресишь.
– Госпожа?
Оказывается, пока Лиля размышляла, они уже доползли до точки. До здания магистрата.
И Лейф почтительно (ага, а в бороду ухмыляется, зараза такая!) помог ей спешиться.
Лонс уже раз двадцать попрощался с жизнью. Но у Альдоная определенно были иные планы. Или так шутила Мальдоная?
Когда его схватили в хижине и куда-то повели, он думал, что его повесят.
Когда его привели в охотничий домик и поставили перед королевским шутом, он подумал, что тот сам его прирежет.
Ан нет.
Невысокий человечек впился в него глазами:
– Рассказывай.
– О чем?
Лонс решил не сдаваться. Все-таки он дворянин. Да и умирать – так хоть не скулящей мразью!
– Как девочку соблазнял. Как склонял к блуду. Подробно, что, где, как, кто знает…
Лонс сплюнул.
– Да пошел ты…
На человечка его попытка не произвела никакого впечатления.
– Я – пойду. А вместо меня придет палач. Мне просто неохота шум поднимать. Да и грязь будет, кровь, домик придется поджечь… Мне просто неохота, поэтому я решил поговорить по-доброму. А так – ты что, думаешь, пытки выдержишь? Ну-ну…
М-да. Боли Лонс боялся.
И, кажется, человечек это понял. Потому что кивнул. Не Лонсу, нет. Своим мыслям.
– Рассказывай. Сколько ей было лет, когда ты ее совратил?
Кто кого совратил, было большим вопросом, но Лонс все-таки мужчина. Поэтому коротко бросил:
– Четырнадцать.
– Детей у вас не было?
– Нет.
– Кто знает о вашей связи?
– У нас не связь. Анна моя жена перед Богом.
– С Богом я договорюсь, – ухмыльнулся человечек. – Главное, чтобы люди ни о чем не проведали. Где документы?
– Были у священника, – огрызнулся Лонс.
– И только?
Лонс даже не задумался, соврать ему или нет. Конечно, соврать. Если получится.
– Анна боялась. Да и зачем нам это было нужно?
Только вот человечек ему не поверил. Слишком холодными были его глазки. Слишком умными.
– Неужели не подстраховался?
– Хотел. Не успел.
– Все-таки позвать палача? Ты заставляешь меня пожалеть, что я не сделал этого сразу.
Лонс раскололся еще через десять минут допроса. Человечек внимательно выслушал, где лежат бумаги, отдал распоряжения подручным и добродушно улыбнулся Лонсу.
– Записи в церковных книгах мы уничтожили. А ты… Сам понимаешь – нет человека, нет проблемы. За совращение благородной леди королевских кровей приговор один. Смерть.
– Сам прирежешь? – прошипел Лонс. Но злоба прошла впустую. Как мимо стены.
– Руки об тебя еще марать.
И кивнул своим подручным.
– Убить. Закопать так, чтобы никто не нашел. Выполнять.
Лонса грубо схватили и повели из комнаты.
Тогда он простился с жизнью в очередной – он уже не помнил, который – раз. Но оказалось, что все еще впереди.
Подручные выволокли его из комнаты, напялили мешок на голову и опять куда-то потащили, переговариваясь между собой.
– Ну что – в болото его?
– Можно и в болото. Только чавкнет.
– А может мы его – того?
Лонс насторожился.
Что с ним хотят сделать? Неужели утопить живьем?! Только не это!!! Хуже смерти Лонс не мог даже представить!
– Чего?
– Фарни продадим?
– Фарни?
– А чего нет? В Даркоме, сам знаешь, такие в цене, чтобы и образованный, и симпатичный…
Лонс задохнулся от ужаса.
Дарком!
Для чего там нужны такие, как он, мужчина знал.
Евнухами в гарем.
– Лучше убейте!!!
Ответом ему стал сильный удар по голове. Только звездочки замелькали.
Двое мужчин переглянулись. Поудобнее прислонили обмякшее тело к дереву. Тяжело, конечно, ну да своя ноша не тянет. А она ведь и правда своя. Вот зачем убивать молодого, сильного, здорового мужика, если можно просто сплавить его отсюда. Да так, что не вернется. Никто еще не возвращался, проверено.
Рабство вообще-то в Уэльстере не процветало. А вот в Даркоме или Варийском Ханганате – за милую душу. Поэтому всегда находились лихие парни, которые ходили вдоль берегов или по рекам, покупали людей – или захватывали в плен, кто там в Даркоме будет разбираться – и продавали живой товар.
Конечно, шли на риск, но прибыль обычно окупала все.
Фарни был как раз одним из таких людей. Ходил в Уэльстер, в Ативерну, в Ивернею… Цену платил хорошую и не обманывал. Двое не в первый раз продавали ему людей и знали, что с Фарни можно иметь дело.
– Фарни здесь?
– Ну да. Скоро отплывать будет. Подержит этого в трюме… он молодой, здоровый, симпатичный, ученый, опять же… монеты три за него точно дадут?
Три золотых на дороге не валялись. Поэтому товарищ подумал и кивнул:
– А давай. Все равно от Фарни не вырвется и сюда не вернется…
Сложно сказать, повезло Лонсу или нет. С одной стороны, его должны были убить. С другой – разве оказаться в трюме работорговца многим лучше?
