– Я думаю, перед тем как идти туда, нам нужно поговорить.
– Мы уже достаточно наговорились.
Я проскользнула в пролом не оглядываясь – не могла позволить себе дать ему шанс снова причинить мне боль.
Лукас ждал с той стороны с протянутой рукой, готовый помочь мне выбраться. Я не оглянулась, услышав за спиной шаги Джареда.
Мы впятером пересекли растрескавшуюся заасфальтированную баскетбольную площадку – единственный островок в море жухлой травы и спутанной колючей проволоки.
– Куда идти? – спросил Прист.
– На северо-восток.
Лукас указал на дальний угол здания.
– Нужно ли нам что-то знать об этом месте до того, как мы туда войдем?
«За исключением того обстоятельства, что мы направляемся в тюрьму, в которой живут привидения».
– Там умерло более тысячи человек. – За время поездки Лукас успел накопать некоторое количество сведений. – В этой тюрьме было казнено на электрическом стуле больше заключенных, чем в любом другом исправительном заведении штата. Добавьте к этому тех, кто покончил с собой, и тех, которые погибли от рук других заключенных.
– Внушительное количество.
Прист изучающим взглядом окинул массивные двойные двери перед нами.
– И это еще не считая тех шестерых, которых убил Дариен Ширс, – заметил Лукас.
– Кто?
Джаред покосился на ворон, наскакивающих друг на друга на сломанном столе для пикника в углу двора.
– Я наткнулся на паре сайтов на упоминания о том, что в Маундсвилле был свой собственный маньяк-убийца.
Алара замахала руками:
– Все, я сыта этим по горло. Это паранормальное минное поле. Смотрите, куда наступаете.
Я в жизни не думала, что мне когда-нибудь доведется увидеть тюрьму изнутри.
Ряды узких прямоугольных окон практически не пропускали свет, чему я была в глубине души очень рада. Мне не слишком хотелось разглядывать темные пятна на бетонном полу. Знать, что здесь умирали люди, было одно, а видеть свидетельства этого своими глазами – совершенно иное.
В конце узкого коридора виднелась открытая нараспашку дверь с надписью «Блок А». Вокруг нас было четыре яруса зарешеченных дверей. Стены и потолок были затянуты проволочной сеткой, отчего создавалось впечатление, что ты находишься в гигантской клетке. Пол усеивал разнообразный мусор, обрывки постельного белья и лоскутки оранжевой ткани.
В дальнем конце коридора что-то мелькнуло – расплывчатый силуэт мужчины в комбинезоне того самого ядовито-оранжевого оттенка. Он сосредоточенно возил шваброй по полу, потом вдруг вскинул голову, точно услышал донесшийся откуда-то сверху звук. В следующую секунду через перила верхнего этажа спиной вперед перелетел другой такой же размытый силуэт. Человек со шваброй зашелся в безмолвном крике, пытаясь прикрыться, но чудовищной силы удар смял его в лепешку.
Оба исчезли, и в следующий же миг первый уже снова возил по полу шваброй, и чудовищная сцена повторилась вновь, точно кто-то нажал на кнопку беспрерывного воспроизведения.
Я вцепилась в локоть Приста:
– Это остаточный энергетический след?
– Вот видишь, как быстро ты стала экспертом.
Несмотря на то что я знала, что эти двое – по сути всего лишь отпечаток ладони на грязном стекле, взывающий о помощи, сердце у меня от этого зрелища забилось быстрее.
Мы двинулись за Лукасом к двери, ведущей в северный конец блока. Под ногами хрустели пустые сигаретные пачки и горелая бумага. За дверью начинался новый коридор, часть лабиринта бетонных туннелей, пронизывающих чрево тюрьмы.
Лукас без труда отыскал северо-западный угол. Когда-то здесь была прачечная: вдоль дальней стены стояли промышленные стиральные и сушильные машины и несколько тележек для белья. Под проржавевшими белыми корпусами на полу тоже бурели пятна крови.
Алара закрыла глаза и провела рукой по стене:
– Вряд ли Орудие где-то тут.
Прист вскинул бровь:
– С каких это пор ты научилась определять такие вещи наложением рук?
– У меня просто такое чувство.
Лукас заглянул за одну из машинок:
– Давайте на всякий случай все-таки проверим.
Алара закатила глаза и открыла дверцу одной из сушилок. С тех пор как на запястье у нее появилась метка, ее интуиция, казалось, обострилась – точно так же, как Прист стал отважней.
Это метки изменили их или они сами изменились из-за меток? Мне очень хотелось спросить, но мешала смутная зависть.
– Тут ничего нет, – сказал Джаред. – Нужно подняться на второй этаж. Там в конце коридора была лестница.
Прист запрыгнул на первую металлическую ступеньку:
– Уже явно теплее.
– Я бы так не сказала, – проворчала я.
Изо рта у меня шел пар.
Температура продолжала понижаться с каждым шагом, и когда мы добрались до второго этажа, я поняла почему. На глухой белой двери прямо над прачечной краской из баллончика было написано «Дом смерти».
Я потерла ладонями плечи:
– Что это, по-вашему, значит?
– Это помещение, где находится электрический стул, – отозвался Прист. – В некоторых тюрьмах казни производились в отдельном здании. Его называли Домом смерти.
– Смотрите! – Алара указала на серую металлическую дверь. На ней тоже темнела надпись.
ДАРИЕН ШИРС
– Наверное, это была его камера, – сказал Лукас.
– Чья?
– Тюремного маньяка-убийцы. Местного героя войны, осужденного за убийство девушки, которую нашли мертвой после того, как она ушла из бара в его обществе. Ширс утверждал, что не убивал ее, но присяжные ему не поверили, и его приговорили к пожизненному заключению. Через несколько недель начали гибнуть заключенные – одних зарезали в душе, других задушили во дворе, третьи задохнулись во сне. Ширс признался во всех этих убийствах, хотя свидетелей не было.
Алара вскинула бровь:
– У маньяка-убийцы проснулась совесть?
– Кто знает? – Лукас кивнул на белую дверь в конце коридора. – Но его казнили на электрическом стуле в этой камере.
Камера Ширса была расположена прямо напротив Дома смерти. Единственное, что мог видеть Дариен Ширс, выглядывая из крошечного окошечка своей камеры, было помещение, в котором ему предстояло испустить свой последний вздох.
Джаред заглянул в квадратное отверстие в двери и замер:
– Не может быть.
– Что там? – вскинулась Алара.
Он отпер засов. Скрипнули петли. В камере было пусто, но впечатления пустоты она не производила, потому что все стены от пола до потолка были покрыты словами, символами и рисунками, сливающимися в один ошеломительный орнамент. За исключением одного рисунка, которому был отведен отдельный островок, не пересекающийся с другими.
