Любящий вас сын Джайс, граф Иртон».
Лиля почесала кончик носа.
Джерисон. Супруг. Джайс – его отец. И пишет он своей матери. Которая, судя по всему, жила в Иртоне. И сильно не одобряла некую Джесси. Причем это была не жена и не любовница сына, если с Эдоардом…
Эдоард?
Это, часом, не Восьмой? Который еще тут немножко правит?
Вообще, может быть и так. Эх, у кого бы сплетен поднабраться? Лиля подумала и приказала позвать девочек-швей.
Ровно через полчаса она уже знала всю подноготную письма. Ну не всю. Но про короля – точно.
Женился. Влюбился. Пикантность в том, что это были две разные женщины. И любимую, как легко догадаться, звали Джессимин Иртон. То есть сокращаем до Джесси.
А матушка, видимо, сильно эту любовь не одобряла. И почему бы это? Неужели сейчас не почетно быть фавориткой принца?
Или это касается только короля?
Лиля смутно помнила из «Анжелики и короля», что это было большой честью. И народ пресмыкался перед очередной королевской любовью. Ага… мечта поэта. Людовик Четырнадцатый, любитель… Выстроил Версаль, привел в порядок страну, прикрутил халяву феодалам, развлекался тем, что прилюдно громко портил воздух… Кто-то еще исторический анекдот про него рассказывал…
Или здесь не почетно? Может быть.
Тогда ясно, что маман была немного недовольна решением дочки лечь под принца. А может быть еще и так. Женщина – товар для заключения союзов. Типа подписал договор? Женись! И неизвестная ей Джесси могла быть кому-то обещана.
А у нее любоф-ф-ф! И все союзы побоку.
Или маман на всю голову ушиблена местной Библией, то есть Книгой Света, где ативернским по белому отписано, что блуд без брака есть происки Мальдонаи. Могло быть и так.
В своем мире Лиля знала девчонку из семьи баптистов. Та жила на стипендию и подработки. Папаша, видите ли, когда дочка поступила в медицинский, взбеленился и выгнал. Ибо нечего на голых мужиков смотреть! Даже на мужа. Ляг на спину и молись.
Лиля не знала, какой именно вариант тут осуществился. Да это и не важно.
Даже то, что вторую королеву, как легко догадаться, звали Джессимин Иртон, положения не поправило. Лиля читала письма и убеждалась в этом с каждой строчкой.
Неизвестный ей Джайс уговаривал мать простить, понять, не держать зла. Рассказывал о внуках. О Джесси… Нашлось и несколько ее писем. Там было то же самое. Мол, дорогая мама, прости, но мне без него легче сразу сдохнуть. Воля Альдоная и прочее…
Судя по тому, что тема повторялась из раза в раз, на письма либо не отвечали, либо посылали дочку куда подальше. И жила эта маман в Иртоне. В родовом замке.
Граф писал в среднем раз в месяц. Джесси тоже не сильно отставала. То есть что мы имеем?
Мамашу, которая сидит, как жаба на болоте. Папа помре. Граф пребывает в столице. И в родовое гнездо не приедет, потому как сын почтительный. А здесь ему мозг вынесут и печень, причем одними нотациями.
И даже то, что Джесси стала королевой, не слишком поменяло ситуацию. Джайс уговаривал мать, но куда там. Ответов и их черновиков не было, судя по всему, старушка уперлась рогом. Отказалась выезжать и решительно не желала видеть дочь. И скрипела, скрипела, скрипела…
Письма сохранились. Лиля поняла, что Эдор так и не осмелился утащить ценные пергаменты для своих нужд. Потому что было письмо о рождении дочерей у королевы, ныне королевы, и о ее смерти…
Надо сказать, что Лиля читала с интересом, продираясь сквозь невнятный почерк с завитушками и витиеватые обороты. С другой стороны, медики и путанее пишут. Вы историю болезни видели? Или рецепты?
Вот-вот…
Прочитать было несложно. Разложить по годам и проанализировать – сложнее. Но по всему получалось, что бабуся померла не так давно. Даже своего сына пережила. И последние письма писал ей уже внук.
Их Лиля прочла с особым интересом. Но – увы. Складывалось полное впечатление, что бабушка не любила внуков. Причем со стороны сына. Ну дочь – там понятно. А сына-то за что? Вроде бы любит, заботится, свет в окошке… По идее его дети должны быть обласканы бабушкой. Но в некоторых письмах Джайса отчетливо прослеживалась горечь. Да и не привозили их сюда ни разу.
Каково?
Граф Иртон, тогда виконт Иртон, лет до двадцати с хвостиком в своем родовом поместье не был. С жирным хвостиком. Пока бабуся не преставилась.
Это – норма?!
Это чушь.
Судя по количеству книг в библиотеке и их направленности, бабка и правда была религиозной. Легко ли при такой воровать?
Ну смотря кто и как…
Но этой, видимо, был бы пастор, а там трава не расти. Вот и перли все, что гвоздями не приколочено. А что приколочено – перли вместе с гвоздями.
Лиля покусала губы.
Конечно, при такой постановке вопроса вряд ли Иртон был нужен его владельцу. Вырос в столице, к королевской семье приближен, остальное по принципу: заплатил налоги и живи спокойно.
Олаф постучался в дверь спальни и сгрузил женщине на постель еще несколько сшитых тетрадей и свитков пергамента.
– А Эмма?
– Она на кухне. Там буза какая-то случилась.
– На день заболеть нельзя. Как освободится – позвать ко мне, – буркнула Лиля и опять зарылась в письма.
Интересно, что там за буза?
Его величество Эдоард Восьмой прочитал письмо.
Потом еще раз.
А потом принялся вовсе не по-королевски чесать в затылке. Благо никто не видел.
Письмо было доставлено голубиной почтой и недавно переписано придворным писцом.
И повергло короля в тихое изумление.
Ибо – непонятно.
Писал ему градоправитель Торий Авермаль. Барон. Направленный королем в Альтвер и не дающий поводов для недовольства.
«Ваше величество!
Заверяю Вас в своем почтении и уважении…»
Ну тут славословия… Эдоард привычно пропустил их, а что поделать? Если каждый подданный уверял его величество в своей верности и преданности страницах так на двух, а потом только переходил к делу? Это еще хорошо, что голубиная почта сильно снижает подобные возможности. Не трех же голубей отправлять?
«Спешу сообщить Вам, что ее сиятельство графиня Лилиан Иртон побывала у нас в Альтвере и отбыла назад в Иртон. Графиня поистине украсила наши скучные серые будни своим присутствием. Она, как истинное солнышко озаряет…»
И еще пять строчек славословий графине.
Можно подумать, что они – в Ханганате.
И умница. И красавица. И замечательная мудрая женщина, пребывание которой в городе стало для него истинным счастьем.
