– Все пучком, – широко улыбнулся следователь.
– Слушай, Неделько, ты с убийством доктора накосячил, что ли?
– Почему ты решил? – нахмурился Неделько. – Там все чисто, все, что могли, сделали, из-под себя выпрыгивали, чтобы этого гастролера установить. Дело приостановили, все чин чинарем. А в чем дело? Почему ты спросил? Опять дочка доктора воду мутит? По инстанциям, что ли, пошла? Вот ведь неугомонная!
– Да тут из Москвы приехали какие-то частные сыщики, младшим Евтеевым интересуются, сыном доктора. Не знаешь, к чему бы это?
– Понятия не имею, – пожал плечами следователь. – Может, у Евгения Дмитриевича по бизнесу проблемы?
Уваров следователя не любил и с удовольствием заметил некую тень беспокойства на его сытом округлом лице.
– Ну, может, может… – согласился он, всем своим видом давая понять: «Может, так, а может, и не так вовсе».
* * *
Следователь Неделько долго смотрел вслед Уварову, скрывшемуся за дверью управления, потом сел в свою машину, завел двигатель, но с места не тронулся. Подумал немного, достал телефон и позвонил.
– Это Неделько из Южноморска, – представился он. – Тут по делу доктора оживление намечается, москвичи какие-то нагрянули. Чего им надо – не знаю, на меня пока не выходили… Нет, мне сказали… Вадим Уваров из розыска… Но мне неудобно спрашивать, я же не могу демонстрировать свою заинтересованность… Нет, он мне не дружбан, у нас отношения прохладные… Ладно, я понял… Хорошо. Если что – еще позвоню. Буду держать вас в курсе.
* * *
Наконец-то им удалось застать на набережной Галину Симонян, которая оказалась крепко сбитой моложавой женщиной в коротких брючках-«капри» и свободной рубашке в клеточку. Она долго удивлялась тому, что Валентина Евтеева все-таки добралась до Москвы и даже добилась, чтобы люди специально приехали в Южноморск разбираться. И конечно же, выразила полную готовность рассказать все, что знает.
Отношения у ее мужа и Дмитрия Васильевича сложились не сразу. Герман Георгиевич был очень хорошим и знающим хирургом, и, когда прежний завотделением стал собираться на пенсию, ни у кого даже сомнений не было в том, что его место займет Симонян. И вдруг, как гром среди ясного неба, появился Дмитрий Васильевич Евтеев, которого в больнице знать никто не знал и которого перевели указанием сверху из какого-то Руновска. Все отделение тогда возмущалось, все окрысились на нового заведующего. И Герман очень переживал, он чувствовал себя оскорбленным. Тем паче Евтеев плохо обращался с персоналом, часто повышал голос, говорил резко и даже грубо, обижал людей. Настроены к нему были крайне враждебно и даже поговаривали о том, чтобы написать петицию в горздравотдел.
Но спустя какое-то время Герману Георгиевичу пришлось оперировать вместе с Евтеевым, и в тот день он сказал жене:
– Правильно, что он стал завотделением. Я – очень хороший хирург, а Евтеев – талантливый. Это гораздо больше.
А спустя еще какое-то время Гера стал рассказывать, что Дмитрий Васильевич очень хорошо общается с больными детьми и их родственниками, находит нужные слова и правильную интонацию, чтобы, с одной стороны, все объяснить, а с другой – не напугать сверх меры и не лишить надежды. С детьми он ласков, весел и внимателен, с родителями – спокоен, терпелив и уважителен. И те и другие его просто обожают. А вот персонал больницы продолжал доктора Евтеева не любить.
Прошло немало времени, прежде чем Герман Георгиевич пригласил Евтеева к себе на дачу вместе со всем отделением встречать Новый год. Это была давняя традиция. Дачей назывался дом родителей Германа в предгорье, на большом участке, и вот уже много лет все отделение с супругами собиралось там на новогодние шашлыки. Нового заведующего решили тоже пригласить, хоть и не любили его, но нужно же соблюдать приличия. Может, он сам откажется… Но Евтеев, ко всеобщему удивлению и даже к некоторой досаде, не отказался, приехал вместе с женой.
– Что уж там произошло между Димой и Герой, я не знаю, Гера никогда в подробностях не рассказывал, но с той ночи между ними завязалась крепкая дружба. Знаете, как бывает: пошли вместе к мангалу, простояли там вдвоем минут двадцать, уходили чужими людьми, а вернулись почти родными. А я с Александрой Андреевной подружилась, с Шурочкой, она оказалась женщиной удивительной душевной чистоты и порядочности.
– А Бессонов говорил, что с Евтеевыми трудно было поддерживать тесный контакт, – заметила Настя. – Он утверждает, что они были замкнутыми и не особенно дружелюбными.
– Ну, это для кого как, – улыбнулась Галина. – Жена Коли Бессонова их действительно не любила, что было – то было. Дима с Герой сошлись на профессиональной почве, а мы с Шурочкой нашли друг в друге понимание правильного воспитания детей. У нас с ней по этому вопросу были совершенно одинаковые взгляды, так что нам было легко общаться. Мы обе считали, что нельзя сюсюкать, жалеть, баловать и потворствовать. И в общем-то жизнь показала, что мы были правы: у Евтеевых очень хорошие дети, что Женя, что Валюшка, да и наши выросли честными и добрыми.
Что же касалось раритетов, предметов коллекционирования и врагов – об этом Галине Симонян ничего известно не было.
– Да откуда у Димы враги? – искренне недоумевала она.
– Ну а родители детей, лечение которых не привело к успеху? – спросила Настя. – Они могли затаить злость на доктора и отомстить ему?
Галина покачала головой:
– Нет, это исключено. Я сама жена врача и скажу вам совершенно ответственно, что родители не станут мстить таким хирургам, как Симонян или Евтеев. В их квалификации никто не сомневается, у них безупречная врачебная репутация, их уважают и ценят, задолго в очередь записываются, чтобы попасть именно к ним хотя бы на консультацию. И если у них что-то не получается, значит, это просто судьба, а уж ни в коем случае не вина хирурга. Никому никогда не придет в голову обвинять врачей такого уровня в медицинской ошибке или халатности.
Настя спросила, с кем из бывших коллег Евтеева имеет смысл встретиться. Если существовала традиция встречать Новый год всем отделением вместе с семьями, значит, Галина должна знать и самих врачей, и их жен и мужей.
– Даже и не знаю, что вам посоветовать, – задумалась Симонян. – Диму ведь так и продолжали не любить. Уважать как врача – это одно, а любить как человека – совсем другое. Он многих обижал, и, как говорил Гера, претензии Митины далеко не всегда были обоснованными, мог и не по делу ругаться и выговаривать. Так что вряд ли вы услышите от врачей в отделении что-нибудь хорошее.
– После смерти вашего мужа Евтеев так ни с кем из коллег и не сошелся?
– Нет, ни с кем. Он очень тяжело переживал уход Геры.
Об этом и Бессонов говорил. Стало быть, в больнице у покойного доктора Евтеева остались одни враги. Может быть, имеет смысл там поискать?
– Я понимаю, о чем вы думаете, – внезапно улыбнулась Галина. – Выбросьте это из головы. Врачи – это особая категория людей, для них чужая жизнь – это непреходящая ценность. Никто из них не станет убивать другого человека за грубое слово или косой взгляд. Никто и никогда.
