— Знаешь, Марилла, все-таки приятно, когда к тебе хорошо относятся, — со вздохом удовлетворения поведала Энн Марилле вечером.
Хорошее отношение проявили не только девочки. Вернувшись после большой перемены, учитель посадил Энн с примерной ученицей Минни Эндрюс. Энн нашла у себя на парте большое наливное яблоко клубничного сорта. Она уже приготовилась было его надкусить, но вдруг вспомнила, что такие яблоки растут только в одном месте во всем Эвонли — в саду старого Блайта на другом берегу Лучезарного озера. Энн выронила яблоко, словно обжегшись, и демонстративно вытерла руки платочком. Яблоко так и пролежало нетронутым у нее на парте до следующего утра, когда его присвоил как трофей Тимоти Эндрюс, в обязанности которого входило подметать школу и разжигать камин. Грифельный карандаш с желто-красными полосками, который Чарли Слоун купил специально для Энн за два цента — обычный карандаш стоил один цент, — был принят Энн гораздо более благосклонно. Она нашла карандаш на парте также после большой перемены и наградила дарителя улыбкой, от которой тот совсем ошалел от восторга и наделал в диктанте такое невообразимое количество ошибок, что мистер Филлипс оставил его после уроков переписывать диктант заново.
Но полное отсутствие даже малейшего знака внимания со стороны Дианы Барри, которая теперь сидела вместе с Герти Пайн, омрачило торжество Энн.
— Ну неужели Диана не могла хотя бы улыбнуться мне? — горестно пожаловалась она Марилле.
Но на следующий день Энн передали изящно закрученную записку и что-то завернутое в бумажку.
Записка была от Дианы:
«Дорогая Энн!
Мама не разрешает мне играть и даже разговаривать с тобой в школе. Пожалуйста, не сердись на меня — я люблю тебя не меньше, чем раньше. Мне ужасно скучно без тебя, мне некому рассказывать секреты, а Герти Пайн мне совсем не нравится. Я тебе сделала закладку для книг из красной салфетки. Такие закладки сейчас в моде, и только три девочки во всей школе умеют их делать. Вспоминай, глядя на нее, твою верную подругу
Диану Барри».
Энн прочитала записку, поцеловала закладку и тут же послала на другой конец класса ответ:
«Милая, дорогая Диана!
Я на тебя совсем не сержусь, — конечно, ты обязана слушаться маму. Но она не может запретить общаться нашим душам. Я буду вечно хранить твой чудесный подарок. Минни Эндрюс неплохая девочка, хотя у нее совсем нет воображения, но она никогда не сможет заменить мне мою закадычную подругу Диану.
Остаюсь вечно твоя до последнего вздоха
Энн, или Корделия Ширли.
P. S. Я положу твое письмо себе под подушку и постараюсь увидеть тебя во сне.
Э., или К. Ш.».
Марилла была настроена пессимистически и каждый день ожидала, что Энн опять что-нибудь натворит в школе. Но все шло благополучно. Может быть, Энн переняла кое-что от примерной ученицы Минни Эндрюс, — во всяком случае, у нее больше не было никаких конфликтов с учителями. Она поставила себе целью по всем предметам обогнать Джильберта Блайта и не жалела сил для осуществления этой задачи. Скоро их соперничество стало явным для всех. Но если Джильберт относился к нему весьма добродушно, об Энн этого, к сожалению, сказать было нельзя. Она не прощала обидчиков и ненавидела врагов с такой же страстью, с какой любила друзей.
В конце каждого месяца учитель проводил контрольные работы, и тут напряжение этой борьбы достигло апогея. В первый месяц Джильберт оказался на три балла впереди. В следующем на пять баллов вперед вырвалась Энн. Но ее триумф был омрачен добродушным поздравлением, которое Джильберт произнес перед всем классом. Энн, конечно, хотелось бы, чтобы он страдал от своего позорного поражения.
В результате этих титанических усилий Энн и Джильберт в конце семестра были переведены в пятый класс, где начиналось изучение латыни, геометрии, французского языка и алгебры. И тут Энн обнаружила свою полнейшую неспособность к геометрии.
— Это мучение, а не наука, — жаловалась она Марилле. — Я ничего не могу в ней понять. Она не дает никакого простора для воображения. Мистер Филлипс говорит, что в геометрии я тупица из тупиц. А Джильберт… Я хочу сказать, другим она дается легко. Диане, например. Но Диане мне уступить не жалко. Хотя мы встречаемся как чужие, я все равно люблю ее неугасимой любовью. Иногда, когда я думаю о ней, мне становится очень грустно. Но нельзя же все время грустить, когда жизнь такая интересная, правда, Марилла?
Глава восемнадцатая ЭНН БРОСАЕТСЯ НА ПОМОЩЬ
В жизни большое и маленькое неразрывно связаны. Ну кто бы мог подумать, что решение премьер-министра Канады посетить во время своего предвыборного турне остров Принца Эдуарда окажет важное влияние на жизнь девочки Энн Ширли? Но именно так и случилось.
В январе премьер-министр приехал в Шарлоттаун, чтобы обратиться с речью к своим сторонникам, а также к тем из противников, которые сочтут нужным присутствовать на огромном предвыборном митинге. Большинство жителей Эвонли поддерживали взгляды премьер-министра, и поэтому в назначенный день почти все мужчины и очень многие женщины поехали из Эвонли в Шарлоттаун. Поехала и миссис Линд. Она, проявляя постоянный и глубокий интерес ко всем политическим событиям, даже не могла себе представить, чтобы политический митинг мог обойтись без ее участия, хотя она как раз поддерживала партию противников премьер-министра. Так что она отправилась в Шарлоттаун, захватив с собой мужа — присматривать за лошадью — и Мариллу Кутберт. Марилла и сама втайне интересовалась политикой, и к тому же она подумала, что больше ей в жизни, наверное, не представится возможность увидеть живого премьер-министра. Поэтому она с готовностью составила компанию миссис Линд, оставив дома Мэтью и Энн, на которых возложила обязанность вести хозяйство до ее возвращения.
И вот, в то время как Марилла и миссис Рэйчел хлопали и кричали на огромном митинге, Энн с Мэтью сидели на уютной кухне в Грингейбле. В старинной печи ярко горел огонь, окна были украшены сверкающим морозным узором. Мэтью дремал на диване с газетой в руках, а Энн старательно готовила уроки, хотя ее глаза то и дело устремлялись на полку: там лежала новая книга, которую ей дала почитать Джейн Эндрюс. Джейн уверяла, что книга до того интересная — не оторвешься, и Энн страшно хотелось бросить геометрию и поскорее достать ее с полки. Но тогда завтра Джильберт Блайт одержит над ней верх. Энн пересела так, чтобы не видеть полку, и попыталась представить, что никакой книги вовсе нет.
— Мэтью, ты в школе учил геометрию?
— Да нет, не пришлось, — ответил Мэтью, просыпаясь.
— Жаль, — вздохнула Энн. — Тогда бы ты, по крайней мере, мог мне посочувствовать. А если ты о ней понятия не имеешь, то тебе трудно представить, какая это гадость. Она отравляет мне всю жизнь. Я в ней просто ничего не смыслю.
— Ну, что ты, — успокоил ее Мэтью. — Ты очень даже хорошо во всем разбираешься. На прошлой неделе мистер Филлипс сказал мне в Кармоди, что ты хорошо учишься и делаешь огромные успехи. Он так и сказал: огромные успехи. Некоторые говорят, что Тедди Филлипс не больно-то хороший учитель, а по-моему, он дельный парень.
