— Я собираюсь сегодня проучить Джона Дугласа.
— Вот и правильно! — поддержала ее Энн. Когда молитвенное собрание закончилось и Джон, как всегда, подошел к Джанет, предлагая проводить ее до дому, Джанет твердо, хотя и со страхом в глазах, заявила:
— Спасибо, не надо. Я хорошо знаю дорогу домой — слава Богу, хожу по ней уже двадцать лет. Так что не стоит утруждаться, мистер Дуглас.
И опять Энн увидела на лице Джона Дугласа мученическое выражение человека, которого пытают на дыбе. Не сказав ни слова, он повернулся и пошел.
— Мистер Дуглас, подождите! — закричала Энн ему вслед, не обращая внимания на изумленных свидетелей этой сцены. — Вернитесь, мистер Дуглас!
Джон Дуглас остановился, но не вернулся. Энн догнала его, схватила за руку и чуть ли не силой потащила назад к Джанет.
— Вернитесь, — умоляющим тоном говорила она. — Это я виновата. Я уговорила Джанет так ответить вам. Она не хотела… Прошу вас, забудьте. Вы ведь не хотели, правда, Джанет?
Джанет, не говоря ни слова, взяла Джона Дугласа под руку и пошла по дороге к дому. Энн кротко брела сзади. Она зашла в дом с заднего хода.
— Хорошо же вы меня поддержали, — ядовито сказала Джанет, когда Джон ушел.
— Джанет, у меня было такое чувство, будто у меня на глазах совершается убийство. Я не могла позволить ему уйти.
— Да я тоже рада, что так получилось. Когда я увидела, как Джон Дуглас уходит по дороге, я поняла, что из моей жизни уходит последняя радость.
— А он не спросил вас, почему вы так с ним разговаривали?
— Нет, он об этом и словом не обмолвился, — безнадежным тоном ответила Джанет.
Глава тридцатая ДЖОН ДУГЛАС НАКОНЕЦ ОБЪЯСНЯЕТСЯ
Энн надеялась, что после того памятного вечера в отношениях Джанет и Джона что-то изменится. Но все оставалось по-прежнему. Джон так же приходил к ним в гости, приглашал Джанет гулять и провожал ее домой после молитвенных собраний — как делал уже двадцать лет и, видимо, собирался делать еще двадцать. Лето шло к концу. Энн учила детей в школе, писала письма и немного занималась. Жизнь стала ей казаться чересчур монотонной, но тут случился весьма забавный инцидент.
Энн не видела долговязого белобрысого Сэмюэля с того самого вечера, как он предлагал ей мятные лепешки. Иногда, правда, они случайно встречались на улице. Но вот в теплый августовский вечер он вдруг заявился к ним и с серьезным видом уселся на скамье у крыльца. На нем была обычная рабочая одежда, состоявшая из залатанных штанов, синей рубахи с прорехами на локтях и драной соломенной шляпы. Он молча глядел на девушку и жевал соломинку. Энн со вздохом отложила книгу и взялась за вышивание. Разговаривать с Сэмом ей было совершенно не о чем.
И вдруг после долгого молчания он заговорил сам:
— Я отсюда уезжаю.
— Да? — вежливо отозвалась Энн.
— Угу.
— И куда вы собрались?
— Хочу арендовать ферму. Уже присмотрел одну в Миллерсвилле. Но мне понадобится хозяйка.
— Это верно, — подтвердила Энн.
— Вот так.
Наступила еще одна долгая пауза. Наконец Сэм вынул соломинку изо рта.
— А вы за меня не пойдете?
— Что-о-о? — Энн не поверила своим ушам.
— Вы за меня не пойдете?
— То есть как — замуж? — еле выговорила она.
— Угу.
— Да я с вами почти незнакома! — негодующе воскликнула Энн.
— Познакомитесь, когда поженимся, — буркнул Сэм.
Энн призвала на помощь все, что осталось от ее чувства собственного достоинства.
— Об этом не может быть и речи, — высокомерно ответствовала она.
— Ну и зря, — Сэм ухмыльнулся. — Не такой уж я плохой жених. Я хорошо зарабатываю, и у меня есть деньги в банке.
— Перестаньте! Как вам такое пришло в голову? — Осознание комичности положения немного смягчило ее гнев.
— Вы мне приглянулись. И вы вроде работящая девушка. Мне не нужна лентяйка. Может, еще надумаете? Я немного подожду. Ну, я пошел. Пора доить коров.
Энн давно уже растеряла почти все свои иллюзии о том, как происходит предложение руки и сердца. Так что на этот раз она просто от души посмеялась, не почувствовав никакой обиды. Вечером она рассказала все Джанет, изобразив в лицах, как Сэм делал ей предложение. Обе долго хохотали.
Во время последней недели пребывания Энн в Велли-роуд за Джанет в страшной спешке заехал Алек Уорд.
— Меня послал за вами Дуглас, — сообщил он. — Кажется, миссис Дуглас на самом деле наконец-то собралась помереть.
Джанет побежала надевать шляпку, а Энн спросила:
— Миссис Дуглас стало хуже?
— В том-то и дело, что не стало. Поэтому я и думаю, что она помирает. Когда ей делалось хуже, она, бывало, металась и кричала, а сейчас лежит тихонько, как мышка. И уж если миссис Дуглас молчит, значит, ее дела и впрямь плохи.
— Я вижу, вы ее недолюбливаете, — сказала Энн.
— Да что в ней можно долюбливать? — свирепо ответил Алек.
Джанет вернулась домой вечером.
— Миссис Дуглас умерла, — устало сообщила она. — Вскоре после моего прихода. Она только успела сказать: «Ну, теперь ты, наверное, выйдешь замуж за Джона?» Мне было так обидно, Энн. Подумать только: даже его собственная мать считала, что я не выхожу за него замуж, потому что не хочу за ней ухаживать. Но там были посторонние, поэтому я и слова не сказала. Хорошо хоть, что Джона в комнате не было.
Джанет стала тихо плакать. Энн заварила ей крепкого имбирного чаю, чтобы как-то ее успокоить. Правда, позднее Энн обнаружила, что вместо имбиря она заварила белый перец, но Джанет даже не почувствовала разницы.
На закате, в день похорон, Джанет и Энн, как всегда, сидели на крыльце. Ветер в сосновом лесочке утих, на горизонте то и дело вспыхивали зарницы. На Джанет было ее безобразное черное платье, глаза и нос у нее покраснели от слез, и выглядела она из рук вон плохо.
Вдруг звякнула щеколда, и в сад вошел Джон Дуглас. Он решительно направился к ним, прямо через клумбу с геранью. Джанет встала. Энн тоже. Но Джон даже не заметил ее присутствия.
— Джанет, — выпалил он, — я прошу тебя стать моей женой.
Он произнес эти слова с таким видом, будто они рвались из него уже двадцать лет.
Красное лицо Джанет сделалось лиловым.
— Но почему ты мне не сказал этого раньше? — медленно проговорила она.
— Я не мог. Мать взяла с меня обещание, что я не женюсь, пока она будет жива. Это случилось девятнадцать лет назад. Ей было очень плохо, и казалось, что долго она не протянет. Доктор сказал, что ей осталось жить не больше полугода. Но я все равно не хотел давать такого обещания. Она меня вынудила. Трудно отказать больному страдающему человеку.
