— Но фата-то у тебя будет?
— А как же! Без фаты я не буду себя чувствовать настоящей невестой. В тот вечер, когда Мэтью привез меня со станции, я сказала Марилле, что я слишком некрасива, чтобы кто-нибудь захотел на мне жениться — разве что какой-нибудь миссионер. Мне казалось, что миссионеры не очень-то разборчивы — не всякая девушка захочет жить среди каннибалов. Поглядела бы ты на миссионера, за которого вышла замуж Присцилла! Красив и загадочен, как тот принц, о котором мы с тобой когда-то мечтали. А как одевается! Я в жизни не встречала человека, на котором бы так сидел костюм. И как влюблен в Присциллу — только и говорил о ее «неземной красоте». Правда, в Японии нет каннибалов.
— Во всяком случае, твое венчальное платье — просто чудо, — восхищенно проговорила Диана. — Ты в нем выглядишь настоящей королевой — высокая, стройная, с царственной осанкой. Как ты ухитряешься сохранять фигуру, Энн? А я все толстею — еще чуть-чуть, и не поймешь, где у меня талия.
— Это уж, видно, как кому на роду написано, — сказала Энн. — Во всяком случае, миссис Эндрюс не заявит тебе, как мне, когда я вернулась из Саммерсайда: «Ты все такая же тощая, Энн». Ладно бы — стройная, а то — тощая.
— Миссис Эндрюс признала, что твое приданое не хуже, чем у Джейн, хотя Джейн вышла замуж за миллионера, а ты — за «нищего доктора без цента за душой».
Энн засмеялась.
— У меня и правда хорошие платья. Я люблю красивые вещи. Никогда не забуду свое первое нарядное платье — то, которое Мэтью подарил мне для выступления в школьном концерте. До этого мне приходилось носить ужасно некрасивые вещи. А в тот вечер у меня будто выросли крылья.
— Помнишь, на концерте Джильберт декламировал «Бинген на Рейне» и так выразительно посмотрел на тебя, говоря «Но есть другая, не сестра…». А ты жутко сердилась на него за то, что он сунул в нагрудный карман твою тюлевую розочку. Тогда тебе и не снилось, что ты выйдешь за него замуж.
— Что ж, опять же, видно, так мне на роду было написано, — рассмеялась Энн, и они пошли вниз.
Глава вторая ДОМ НА БЕРЕГУ БУХТЫ
За всю свою историю Грингейбл не знал такого события. Даже Марилла не могла скрыть волнения.
— В этом доме никогда не было свадьбы, — заявила она в свое оправдание миссис Рэйчел Линд. — Я с детства помню слова старого священника, что каждый дом должен быть освящен рождением, смертью и свадьбой. Смертей здесь было достаточно: в этом доме умерли мой отец с матерью, и Мэтью тоже. И в усадьбе даже однажды родился ребенок. Когда мы только что сюда въехали, у нас был женатый работник, и его жена родила здесь сына. Но свадьбы в Грингейбле не было ни разу. Как странно думать, что Энн выходит замуж! Иногда она мне все еще кажется той девочкой, которую Мэтью привез со станции четырнадцать лет назад. Даже не верится, что она уже взрослая. Никогда не забуду, как я была ошарашена, увидев девочку. Интересно, что стало бы с мальчиком, которого мы усыновили бы, если бы не ошибка. Как сложилась бы его жизнь?
— Что ж, это была очень удачная ошибка, — отозвалась миссис Рэйчел, — хотя, признаюсь, я не всегда так думала. Помнишь, какую истерику закатила как-то Энн? Но с тех пор многое изменилось.
Миссис Рэйчел вздохнула, но тут же снова оживилась: чего вспоминать умерших, когда в доме скоро состоится свадьба!
— Я подарю Энн два полотняных покрывала, — сказала она, — с коричневыми полосками и узором из кленовых листьев. Энн говорит, что они опять вошли в моду. Вот только эти покрывала лежат в чехлах, еще со дня смерти Томаса, и, наверно, пожелтели. Но до свадьбы еще целый месяц. Буду расстилать их на ночь в саду — лучше росы ничто не отбеливает ткани.
Только месяц! Марилла вздохнула, потом сообщила с гордостью в голосе:
— А я подарю ей плетеные половички, которые лежат в сундуке на чердаке. Вот уж никогда не думала, что она их попросит — все теперь хотят коврики. Но Энн говорит, что ничего другого у себя в доме на пол не постелет. Они ведь и правда очень красивые — такие яркие, полосатенькие. Я сплела их из самых красивых лоскутков. Занималась этим несколько зим. И еще я наварю ей сливового варенья на год. Какая странная история: на наших старых сливах за три года не распустилось ни одного цветочка, и я уже подумывала, не срубить ли их. И вдруг этой весной они стоят все белые от цветов, а к осени дают такой урожай, какого я не припомню за все годы, что живу в Грингейбле.
— Слава Богу, что Энн все-таки выходит замуж за Джильберта. Все эти годы я молилась об этом, — заметила миссис Рэйчел тоном человека, который не сомневается, что его молитвы были услышаны Всевышним. — Как хорошо, что она отказала тому молодому человеку из Кингспорта. Конечно, он богат, а Джильберт беден — по крайней мере сейчас, — но зато он наш, из Эвонли.
— Он — Джильберт Блайт, и этим все сказано, — удовлетворенно заявила Марилла. Ни за какие сокровища на свете она не призналась бы, что каждый раз, глядя на Джильберта, думает: если бы не мое самолюбие и упрямство, он мог бы быть моим сыном. Марилле казалось, что каким-то необъяснимым образом женитьба Джильберта на Энн поправит сделанную ею ошибку.
Что до самой Энн, она была так счастлива, что ей даже было немного страшно. Есть старое поверье, что боги не любят чересчур счастливых людей. Во всяком случае, некоторым людям чужое счастье просто становится поперек горла. И вот две представительницы этой породы — миссис Эндрюс и миссис Бэлл — явились вечером в Грингейбл и сделали все, что было в их силах, чтобы «открыть Энн глаза»: дескать, не такая уж находка ее Джильберт, да и вовсе не так он в нее влюблен, как в юности. И при этом эти достойные дамы вовсе не были врагами Энн, даже по-своему любили ее и стали бы горячо защищать от нападок посторонних. Что поделаешь, люди непоследовательны в своих поступках.
Пришла и старая подруга Энн Джейн Инглис, урожденная Эндрюс. Добрая натура Джейн не ожесточилась в каждодневных перепалках с мужем, как случилось с ее матерью. Несмотря на то, как говаривала миссис Рэйчел Линд, что она вышла замуж за миллионера, миссис Инглис была счастлива в браке, и богатство ее не испортило. Это была все та же безмятежно-благожелательная розовощекая Джейн, которая искренне радовалась счастью своей подруги и с таким интересом разглядывала приданое Энн, словно оно могло сравниться с ее собственными шелками и драгоценностями. Джейн была не очень умна, но зато никогда никого не обидела — а это тоже талант, может быть, и со знаком минус, но тем не менее завидный и редкий.
— Значит, Джильберт на тебе все-таки женится, — сказала миссис Эндрюс, всем своим тоном выражая удивление. — Что ж, Блайты известны тем, что всегда держат слово. Сколько тебе лет, Энн — кажется, двадцать пять? В мое время двадцатипятилетняя девушка считалась перестарком. Но ты молодо выглядишь. У рыжих всегда свежая кожа.
— Сейчас рыжие волосы в моде, — парировала Энн, улыбаясь, но с холодком в голосе. Чувство юмора помогало преодолевать многие неприятности, но она так и не научилась спокойно реагировать на то, что ее называли рыжей.
