Пит находился внизу, в своем кабинете, вместе с тремя адвокатами и бледной, как поганка, женой. Тара была счастлива ускользнуть с совещания, оставив его мрачную атмосферу.
В офисе студии дела шли день ото дня все хуже, порой Тара чувствовала себя каким-то препарируемым насекомым. Пит сильно отдалился от нее в последнее время. К этому моменту «Макмаон пикчерс» занималась двумя крупными фильмами с огромным бюджетом, и одного этого обычно бывало достаточно, чтобы превратить босса в издерганного, нервного человека. Но теперь к деловым проблемам примешались и сугубо личные.
Хотя Пит никогда не говорил о Сиене — в офисе было запрещено даже произносить ее имя, и за нарушение этого запрета несколько младших клерков уже поплатились работой, — Тара чувствовала, что роман дочери босса с его прямым конкурентом, Рэндаллом Стайном, доводил его до тихого бешенства.
Частенько Тара выуживала информацию своим излюбленным способом (а именно подслушиванием), так что знала, что проблема заключалась не в самой Сиене. Когда-то давно Стайн был любимым протеже Дьюка Макмаона, который делал на него ставку куда большую, чем на собственного сына. Это положило начало вражде между Питом и Рэндаллом, которая с годами перешла в настоящую войну. Стайн был не слишком высокого мнения о талантах Пита как на продюсерском, так и на инвестиционном фронте, о чем частенько упоминал и в прессе. К тому же проекты Стайна всегда были более успешными и окупаемыми. Одного этого было достаточно для ненависти, а уж роман отверженной дочери с врагом номер один приводил Пита в состояние неистовства.
К тому же в последнее время в офисе частенько появлялась Клэр, словно положившая себе целью подлить масла в огонь. Она исчезала в кабинете мужа, после чего слышался его раздраженный голос, переходящий в крик, а затем женщина выходила с бледным заплаканным лицом. К сожалению, у Клэр был слишком тихий голос, чтобы Тара могла подслушать, о чем именно она просит мужа, но по реакции Пита можно было сказать наверняка, что речь шла о Сиене.
В общем, Пита раздирали проблемы по всем фронтам, отчего он стал замкнутым и крайне раздражительным. Пожалуй, то, что накануне окочурилась старуха Минни, было самым забавным событием последнего времени. Тара сильно рассчитывала, что, раздавленный горем и грузом проблем, Пит наконец обратится к ней за помощью, как это бывало в былые дни. Первое проявление его доверия не заставило себя ждать: Пит поручил Таре организацию поминальной службы и похорон, а этим утром попросил разобраться с вещами Минни.
Целое утро Тара шлялась по огромному особняку, раздавая приказы направо и налево и чувствуя себя королевой бала. Она была на седьмом небе от счастья.
— Так, соберите эти шмотки и упакуйте, — велела Тара двум помощникам, жестом императрицы указав на шкаф в уборной Минни. — Эллис пойдет со мной в кабинет покойной, чтобы перетрясти украшения.
После смерти Дьюка Минни стала хозяйкой огромного дома, в котором доселе занимала крохотный уголок. Ее вещи занимали все комнаты, она организовала целых три дополнительных кабинета для хранения бумаг и встреч с представителями различных благотворительных обществ. Личный кабинет Дьюка Минни переделала полностью: стены покрасили в оттенок желтой магнолии, на окнах красовались синие деревянные жалюзи в стиле прованс, везде появились вазы с ирисами и гиацинтами, успевшими теперь слегка пожухнуть, хотя прошли всего сутки со смерти хозяйки.
Тара решительной походкой вошла в кабинет, даже не взглянув на увядающие цветы, которые всегда находила проявлением пошлости и мещанства. На столе лежали недописанное письмо и открытая книга, напоминая о том, что еще вчера их владелица была жива. Тара внимательно оглядела комнату в поисках шкатулки с драгоценностями. Пит сказал, что его мать хранила ее в одном из ящиков стола или шкафа.
Открыв поочередно каждый ящик, Тара кивнула сама себе и вытащила огромную шкатулку, обтянутую кожей. Она весила немало, так что Таре пришлось сесть и поставить ее на колени. Должно быть, решила она, у старухи было полно бесценных вещичек.
— Черт! Здесь кодовый замок. — Она разочарованно переставила шкатулку на стол.
— Хотите, я схожу к мистеру Макмаону и спрошу у него код? — предложила Эллис, хорошенькая девица, которая работала у Пита всего полтора месяца, а потому постоянно хотела угодить Таре.
— Нет, я сама, — сказала та раздраженно. Ей не хотелось, чтобы под носом у Пита крутилась симпатичная блондинка.
Тара поспешила вниз, по пути с восхищением проводя пальцами по дорогой мебели и полированным перилам. Неожиданно она остановилась на лестнице, едва не споткнувшись. Пит находился внизу, прямо под огромной люстрой, в окружении адвокатов. Он буквально висел на плечах Клэр, похоже, ноги его не держали. Клэр в ужасе смотрела на мужа, пытаясь его удержать, но он сползал все ниже и ниже.
Тишина была гнетущей. Тара видела, как худощавая спина Пита содрогнулась, и он сел на корточки, выпуская плечи жены и закрывая лицо руками. Отчаяние читалось во всей его позе.
Тара знала, как сильно Пит любил свою мать. Сейчас, в этот страшный момент, когда плечи босса дергались, а пальцы зажимали глаза, силясь остановить слезы, она испытала такое острое к нему сочувствие, словно сама потеряла близкого человека. До этого смерть Минни представлялась ей делом обыденным, немного досадным, не более того. Теперь она видела, что для Пита это было концом всему.
Тихо, опасаясь быть услышанной, Тара вернулась к Эллис. Она шла на цыпочках, и ее подгоняло чувство вины за то, что она стала свидетелем столь страшной сцены, как отчаяние дорогого босса.
В этот миг ей было плевать и на драгоценности Минни, и на Хэнкок-Парк в целом.
Хантер и Сиена условились встретиться возле стадиона в шесть вечера, чтобы не торопясь занять свои места в VIP-ложе и поболтать до начала игры.
В шесть пятнадцать Хантер все еще топтался у главного входа, натянув на глаза кепку с эмблемой «Доджерс», чтобы не попасться на глаза юным девицам, снующим вокруг в поисках автографов.
Его все-таки узнали, и Хантеру пришлось подписывать футболки, программки и открытки, попутно оглядывая площадь в поисках Сиены. Заметив команду с девятого новостного канала, Хантер почувствовал, как настроение стремительно падает. Бежать было поздно, поэтому он натянул на лицо фальшивую улыбку и помахал журналистам рукой. Эмма Дюваль, новое лицо семичасовых новостей, протянула к нему микрофон.
— Привет, Хантер, — сказала она таким тоном, словно они были знакомы сто лет. Как-то раз она уже брала у него интервью длиной секунд в тридцать и не преминула сказать, что в восторге от его таланта и внешности. — Есть время для пары моих вопросов?
— Только быстро, — ответил Хантер, глянув на часы. — Я кое-кого жду.
Это была классическая ошибка любой знаменитости, угодившей в цепкие объятия папарацци. Хантер был готов надавать себе оплеух.
— Правда? И кого же? — не замедлила выпалить Эмма. Она искусственно улыбалась, на лице при этом не возникало ни единой морщинки.
