Черт!
«Да я богач!» — изумленно подумал Макс.
— Прости, приятель, — торопливо сказал он в трубку. — Ты не возражаешь, если я перезвоню тебе позже? И вообще, мне нужно прилечь, чтобы не умереть от восторга.
— Еще бы, я тебя понимаю. — Агент рассмеялся. — У меня была та же реакция. Наконец-то я заработал на тебе денег, Макс. И сколько! Лежи хоть целый день, я не стану тебя отвлекать.
Макс нажал отбой и откинулся на постели, глядя в потолок. Осмыслить и принять новость было нелегко.
Два миллиона долларов!
Огромная сумма.
Настоящий успех.
Как странно, думал Макс. Он столько лет ждал своего шанса, стремился побольше заработать, прославиться, но ему фатально не везло. И вот теперь, находясь в подавленном, депрессивном состоянии, неспособный думать о работе и славе, он получает все, о чем когда-то мечтал. Так просто, как щелчок пальцами!
А впрочем, подумал Макс и снова загрустил, какое значение имеют деньги, если рядом нет любимого человека? Он мечтал добиться успеха только ради того, чтобы быть достойным Сиены.
Он не заслужил этих денег. Два миллиона должны были свалиться на голову тому, кому были важнее, чем ему.
Вдруг Макс вскочил и схватился за голову.
Какой же он идиот! И почему сразу не подумал об этом? Мысль была такой своевременной и удачной, что Макс почувствовал себя почти счастливым.
Схватив трубку, он торопливо набрал знакомый номер. Прозвучало не меньше двенадцати гудков, прежде чем Максу ответил заспанный женский голос:
— Кто это?
— Маффи? — возбужденно воскликнул он. — Это я, Макс. Прости, что разбудил в такое время, дорогая, но у меня хорошие новости. Нет, у меня просто великолепные новости!
Глава 52
После смерти Минни Пит и Клэр перебрались обратно в Хэнкок-Парк. Дом предстояло разобрать и проститься с большинством вещей. Конечно, Хэнкок-Парк вызывал у Пита и Клэр не самые лучшие воспоминания, но он был частью семейной истории, не говоря уже об истории Голливуда, поэтому продать дом Питер не решился.
Именно по этой причине из Нантукета Клэр с дочерью поехали в Хэнкок-Парк, место, где прошло детство Сиены.
Впервые за долгие годы переступив порог родного дома, девушка ощутила странную смесь эмоций: волнение, радость и вместе с тем страх. Тяжелая дубовая дверь с большими металлическими болтами на петлях, мраморный холл, изгиб лестницы с массивными ступенями, потертыми ногами поколений Макмаонов, внушали Сиене трепет.
И все-таки вернуться домой было здорово. Воспоминания одолевали блудную дочь, нашептывали о чем-то давно забытом, эхом отражались от обитых деревом стен, перенося в детство. Для Сиены Хэнкок-Парк воплощал собой Дьюка, любимого деда, обожанием которого были пропитаны ее детские годы. Казалось, старый дом, перевидавший поколения жильцов, и сам жил своей жизнью. Покинутый и опустевший, он скучал по своим хозяевам. Он все еще помнил о счастливых и трагических моментах их жизни, о предательствах и разочарованиях, о детском смехе и взаимной ненависти взрослых.
Конечно, со смерти Дьюка здесь многое изменилась. Минни сменила часть обстановки и отделки, избавившись от кричащей, вульгарной роскоши, которую так любил ее муж.
Оглядываясь вокруг, Сиена не могла отделаться от ощущения, что она наконец повзрослела. Только теперь она осознала, как много лет прошло со смерти деда.
Заметив растерянность дочери, Клэр уложила ее в постель и принесла чашку горячего шоколада, в котором растворила таблетку снотворного. Сиена все еще была слаба, а поездка выдалась нервной.
— Мы поговорим обо всем утром, — пообещала Клэр, целуя дочь в лоб.
На другой день Сиена проснулась и поняла, что за ночь совершенно не отдохнула. Она даже не встала с постели, и Клэр разрывалась между желанием остаться с дочерью и настойчивой потребностью навестить больного мужа.
— Ты уверена, что тебе не будет одиноко? — обеспокоенно спрашивала она у Сиены уже в четвертый раз. — Вчера вечером я говорила с доктором Дэвисом, он обещал заехать в десять. — Дэвис был семейным доктором Макмаонов, сколько Сиена себя помнила. — Он осмотрит твое лицо и направит к офтальмологу. Надо попросить, чтобы прописал тебе болеутоляющее, но слабее тех средств, которыми тебя пичкали в Нантукете. Я приеду, как только освобожусь.
— Не волнуйся, мам. — Сиена слабо улыбнулась. Она чувствовала себя усталой. Видимо, сказывались последствия перенесенных мучений. — Со мной все будет в порядке. Сосредоточься на отце.
Пит выглядел ужасно.
— Он… ужасно выглядит, — озвучила свою мысль Клэр, обращаясь к врачу. — Вы говорите, его состояние стабильно?
Пит лежал на кровати с закрытыми глазами. На лице землистого оттенка лежали тени. Рядом с кроватью стояли многочисленные приборы, от руки тянулась капельница, из-под простыни торчали провода. Казалось, это был не живой человек, а начиненная физраствором пластиковая кукла.
Врач мягко пояснил: термин «стабильное состояние» означает, что повторного приступа никто не ждет, а сердце работает в обычном ритме. Однако по большей части виной тому бывают медикаменты, а не организм больного.
Никто не мог предсказать, выйдет ли Пит из комы. Прогнозировать, что он пойдет на поправку, врач не решился. Пит мог прийти в себя в любой момент, но с той же вероятностью все могло окончиться летальным исходом. Медики ожидали каких-либо сдвигов в состоянии больного, и это с равной вероятностью могли быть сдвиги в лучшую или худшую сторону.
Целую неделю Клэр навещала мужа. Ей хотелось взять с собой Сиену, но доктор Дэвис попросил ее не торопить события.
— Дайте ей время, — советовал он. — Девочка поправляется, но ей нужно набраться сил.
Через десять дней после возвращения в Хэнкок-Парк Сиена достаточно окрепла, чтобы без посторонней помощи спуститься по ступеням к завтраку. Выглядела она по-прежнему плохо, хотя и утверждала, что спит как младенец.
Когда Сиене навстречу вылетел гиперактивный Зулу, любимчик Клэр, девушка впервые за несколько недель улыбнулась. Пес впрыгнул ей на колени и, виляя хвостом, принялся облизывать лицо.
— Приятно сознавать, что Зулу рад моему возвращению, — засмеялась Сиена. — Интересно, он меня помнит или дружелюбен со всеми?
Клэр крутилась вокруг стола, выставляя тосты, кофейник и ветчину, хлопоча вокруг Сиены, словно наседка. На ней было старое линялое платье, делавшее ее очень домашней и придававшее всему происходящему уют.
— Так странно, что я дома, — задумчиво сказала Сиена. — Родная кухня, раньше она казалась мне просто огромной. Господи, дедушка умер прямо на этом столе, ужас какой! — Она с нежностью погладила ладонями столешницу.
Каким бы плохим отцом и мужем ни был Дьюк, для нее он навсегда останется обожаемым дедом. Его смерть стала для нее знаковым событием, подведшим черту под счастливым детством и положившим начало долгой дороге во взрослую жизнь, полную разочарований и потерь. По иронии судьбы, дорога эта привела Сиену обратно в Хэнкок-Парк, туда же, где все начиналось, за тот же самый стол, словно жизнь сделала своеобразный круг.
