— Не знаю, — эхом отозвалась девушка. Томное желание, совсем недавно звучавшее в ее голосе, сменилось страхом. Почти паникой.
Сиена потерялась в собственных эмоциях, запуталась и чувствовала себя смущенной. Она ненавидела Макса, сколько себя помнила. В детстве он постоянно издевался над ней, лез в ее дружбу с Хантером, а теперь принял сторону Тиффани, еще одной «третьей лишней». Сиена давно привыкла считать все, исходящее от Макса, враждебным и неприятным.
Всего три минуты назад она пыталась добиться от Макса понимания, желала заткнуть поток нравоучительных лекций, что так и сыпались с его языка. Сиена хотела доказать нахалу, что ее дружба с Хантером гораздо ценнее его нелепого романа с Тиффани. Девицы будут появляться и уходить из жизни Хантера, и только она, Сиена, задержится надолго, навсегда. Вместо того чтобы понять ее и утешить, Макс отнесся к ее словам, словно к детскому лепету, глупым жалобам чрезмерно избалованного ребенка. А потом взял и поцеловал… Как все это понимать?
В первое мгновение Сиена всерьез подумывала над тем, чтобы влепить Максу пощечину, завопить ему в лицо что-то вроде «наглый ублюдок», но почему-то не смогла. Все-таки она целовала его в ответ, и от этого факта не отвертеться.
Целовала жадно.
С замиранием сердца и восторгом!
Каких-то полминуты назад она хотела Макса, и он это знал. Пути назад не было.
Господи, что на нее нашло?
Сиена быстро отдернула руку от бедра Макса, словно ладонь лежала на раскаленных углях, и принялась смущенно рыться в бардачке в поисках салфеток.
— Давай помогу, — предложил Макс.
Их руки на мгновение встретились и дернулись в разные стороны.
— Я… я сама, — забормотала Сиена. — Ничего страшного. А ты… ты заводи машину, давай уже поедем…
Лицо Макса омрачилось.
Вот, значит, как? Она собирается вести себя так, словно ничего не случилось?
Впрочем, это может быть наилучшим вариантом. Сиена приносила только проблемы и неприятности. А это последнее, в чем нуждался Макс Десевиль.
Она права, подумал он уныло, глядя вперед. То, что случилось между ними, можно списать на приступ безумия, минутное помрачение рассудка. Эмоциональная разрядка, да. Глупая ошибка, о которой следует позабыть. И все же Макса не оставляло ощущение разочарования.
Тяжело вздохнув, он поправил ремень безопасности и завел мотор.
— Что ж, — ровно сказал он, не глядя на Сиену. — Тогда двинули. Я не возражаю.
Глава 29
Сиена не могла избавиться от ощущения, что поцелуй Макса украл у нее удачу. С этого момента все пошло не так, как хотелось.
День в Монтесито оказался сущей пыткой. Хантер и Тиффани буквально светились от счастья, постоянно ходили в обнимку и смеялись. Они таскали Макса и Сиену за собой (вернее, это Сиена таскалась за ними, а Макс ее сопровождал), совершенно не обращая на них внимания. Ресторан, которым они так восхищались, показался Сиене ужасно скучным, а еда оказалась довольно средней. На выставке фотографий было слишком холодно и тоскливо. Сиена только и делала, что вздыхала, но Хантер с Тиффани, казалось, этого не замечали. Никогда прежде Сиена не чувствовала себя настолько лишней. Она даже пожалела, что не послушалась Макса и потащилась в проклятый Монтесито.
— Глянь, милый, вон та чайная, в которой мы тогда сидели! — проворковала Тиффани, хватая Хантера за рукав и таща за собой через Мейн-стрит. — Интересно, там все еще подают тот фруктовый чай с манговой стружкой?
Тиффани переоделась в белую ветровку и лимонно-желтые шорты, в которых ее загорелые ноги казались почти бесконечными. Пожалуй, только в этом Сиена не уступала Тиффани.
Сиена заново наложила макияж, пытаясь скрыть заплаканные веки, но почему-то рядом с ненакрашенной подружкой Хантера выглядела почти вульгарно. Она мрачно куталась в кардиган и частенько бросала на соперницу колючие взгляды.
— Да, хорошая чайная, — согласился Хантер. — Ребята, вы будете чай?
Сиена и Макс, не сговариваясь, дружно замотали головами. Хантер обеспокоенно вглядывался в их угрюмые лица, справедливо предполагая, что его друзья вновь разругались.
Для Сиены день постепенно превращался из просто плохого в крайне паршивый. Тиффани выигрывала очко за очком, она остроумно и к месту шутила, великолепно выглядела и купалась во внимании Хантера. Макс был хмур и молчалив, словно обдумывал серьезную проблему. Он избегал взгляда Сиены с того самого момента, как оторвался от ее губ в машине, и девушка решила, что Макс сожалеет о своей секундной слабости. Эта мысль не улучшала настроения Сиены, усугубляя и без того съедавшее ее раскаяние.
Когда все четверо наконец вернулись к Хантеру домой, Сиена и Макс тотчас разошлись по разным комнатам, тщательно заперев за собой двери. С этого момента они избегали даже коротких встреч.
Сиена вновь и вновь повторяла про себя мантру «я ненавижу Макса Десевиля», но все меньше в нее верила. Она убежала себя, что Макс ни перед чем не остановится, лишь бы разлучить ее с Хантером, вспоминала моменты унижений, связанные со старым врагом, пытаясь вновь его возненавидеть.
Макс — неудачник, твердила Сиена. Он наглый, вредный тип, самовлюбленный английский хам, напыщенный ублюдок, не сумевший добиться признания.
Наконец, Макс — блондин! Сиена на дух не выносила блондинов.
Но что бы она ни делала, мысли вновь и вновь возвращались к поцелую в машине, и она, сгорая от стыда, мечтала о его повторении. Ночами ей грезились сильные руки заклятого врага, запах его одеколона, смешанный с запахом пота, настойчивость его губ, а также собственное ненормальное, безумное желание немедленно заняться с Максом сексом.
Она хотела его так сильно, как никогда и никого не хотела прежде.
Вертясь в постели, Сиена Макмаон закусывала губы, зажимая ладони между ног, и не могла прогнать от себя образ давнего врага.
Всю следующую неделю Сиена работала как проклятая, радуясь возможности занять голову чем-то помимо навязчивых ночных фантазий. Она уходила из дома в семь, когда Макс и Хантер еще спали, и по часу сидела в полутемной студии, читая сценарий и повторяя реплики вслух, пока съемочной бригады еще не было.
Но даже подобное рвение не устраивало Дирка Мюллера, режиссера, известного своей жесткой хваткой. Дирк был готов по тридцать раз переснимать каждый эпизод, пока игра актеров не начинала казаться ему идеальной.
Мюллер был немецким эмигрантом в первом поколении, низкорослым мужчиной с внешностью нациста и хваткой акулы. Глаза-буравчики, казалось, видели каждого насквозь, а недовольство всегда выражалось в судорожном дерганье адамова яблока. Несмотря на непривлекательную внешность, Дирк Мюллер был уважаем в Голливуде, и не только как талантливый режиссер с неистощимой энергетикой, но и как редкий в киномире тип гения: Дирк никогда не гнался за славой и деньгами, предпочитая им чистое искусство. Все его работы получали одобрение критиков, а малоизвестные актеры, засветившиеся в его фильмах, получали билет к вершине Голливуда. Сценаристы мечтали работать с немцем, публика знала, что Дирк Мюллер никогда не разменивается на ширпотреб.
