Серхат и один из юношей засмеялись, однако другой из уважения к Мухиттину промолчал. Наступила напряженная тишина. Должно быть, из-за того, что Мухиттин не присоединился к веселью, все немного растерялись.
— Ну, пошутили, и хватит! — сказал Махир Алтайлы. — Кофе тоже выпили. Теперь о журнале…
Дверь открылась, и в комнату вошла дочь хозяина дома. Махир Алтайлы замолчал и стал ждать, пока она составит на поднос кофейные чашки. На девушку никто не смотрел, но, должно быть, все о ней думали. Она была некрасива. Почувствовав, как нарастает в нем желание бросить кому-нибудь вызов, Мухиттин поднял голову и открыто, не стараясь, чтобы это осталось незамеченным, без всякого стеснения посмотрел на девушку. Даже не посмотрел, а уставился. Потом почувствовал гордость: не побоялся бросить вызов. «Интересно, что они сейчас обо мне думают? Наверное, находят меня мерзким типом! Считают меня слишком культурным… Или слишком наглым. Для них это, впрочем, одно и то же. Для них… Кто такие они? Я тоже один из них. Нельзя поддаваться сомнению, отвратительному, мерзкому сомнению, нельзя прислушиваться к брюзжанию разума! Я должен верить! И я буду верить, Аллах свидетель, буду! Заставлю разум заткнуться! О чем они говорят? Сегодня Рамазан… Что, интересно, делает Рефик? Махир-бей в сотый раз объясняет, что такое Rassen Psychologie. Говорит, что принадлежность к той или иной нации нельзя определять только на основании антропометрических характеристик, необходимо учитывать особенности исторического пути. А они слушают. Я уже давно в этом вопросе разобрался, так что мне слушать незачем. Лучше подумаю. Сегодня Рамазан, а Рефик… Нет, лучше все-таки послушаю. И как у меня написались те стихи? Нет, я все делаю правильно! Стихи Барбароса будут напечатаны в январе… Все, буду слушать. О чем это он? Испанцы склонны к бурному проявлению эмоций, падки на чувственные наслаждения и аристократичны, стало быть, они… А мы, турки? Мы бы сказали, что нам свойственны доблесть, отвага и воинственный дух… А иностранцы вспомнят про гостеприимство и кебаб и… Все, хватит!»
Глава 47
СКУКА
Омер лежал, вытянувшись на кровати, смотрел в потолок и никак не мог решить, куда бы ему пойти. Суббота, четвертый час дня, а он до сих пор не побрился — стало быть, можно пойти в парикмахерскую. Ему скучно, не хочется быть наедине с самим собой, тянет к дружескому общению с умным человеком — значит, можно навестить Самима, однокашника по инженерному училищу. Но ни в парикмахерскую, ни к Самиму идти не очень-то хотелось, так что Омер продолжал размышлять. «Можно пойти в клуб или в кино. А если к Назлы?» Он встал с кровати и подошел к окну На улице падал снег. «Чем бы заняться?» — пробормотал он, сел на стул и наугад раскрыл газету «Предвыборная кампания в разгаре. В Анкару с дружественным визитом прибыл премьер-министр Болгарии Георгий Кесоиванов». Омер отложил газету, снова пробормотал: «Чем бы заняться?» — и прошелся по комнате. Потом решил спуститься в холл на первом этаже отеля.
Он жил здесь уже полгода. Отель был расположен в Улусе, постояльцами его были по большей части депутаты меджлиса и прибывшие в столицу по делам коммерсанты. Сейчас он был почти пуст — меджлис в связи с предстоящими в конце марта выборами ушел на каникулы в конце января. Ни в коридоре, ни на лестнице никого не было, если не считать задремавшего на стуле гарсона. Омер задумался, не выпить ли, отказался от этой идеи и вошел в холл, или, как говорили некоторые, в лобби.
Каждый день из проведенных в Анкаре шести месяцев Омер размышлял, как бы провести время, и каждый же день — впрочем, в последнее время через день — виделся с Назлы. Дата свадьбы была наконец назначена на конец апреля, но ни уезжать в Стамбул, ни заниматься приготовлениями к свадьбе не хотелось. Из-за этого они с Назлы накануне слегка поругались, но об этом думать тоже не хотелось. В холле, обычно заполненном депутатами и коммерсантами, сейчас не было никого, кроме старика с газетой в углу и чего-то ожидающей в окружении чемоданов семьи. Делать здесь было нечего, отвлечься не получилось бы. Выпивать днем Омер не любил, так что, пройдясь по холлу, вернулся в свой номер и снова стал размышлять, куда бы пойти.
В парикмахерскую не хотелось, потому что в подобные скучные и тоскливые места можно спокойно ходить, только если точно знаешь, что затем отправишься развлекаться. В Клуб инженеров-строителей не хотелось тоже. В клубе этом, как и в подобном заведении в Стамбуле, делать было совершенно нечего — только курить, играть в карты и слушать, как одни и те же люди ведут одни и те же бесконечные разговоры о работе, взятках и холостяцких шалостях. Омер уже не раз туда ходил, неплохо проводил время, часами играл в бридж, но сейчас понимал, что желанного дружеского участия там не найти. В кино они с Назлы на этой неделе ходили уже дважды, значит, ничего нового не будет. Омер прекрасно это знал, но все равно открыл газету и просмотрел расписание кинотеатров — так и есть, ничего нового. Фильмы, которые он смотрел с Назлы, показались ему банальными и заурядными. Потом он перевел взгляд на страничку юмора и развлечений. Прочитал одну смешную историю и подивился ее глупости, прочитал другую, развеселился и перевернул страницу. Перечитал виденное утром объявление о предоставлении подрядов на строительство нескольких мостов в районе Черного моря. Омер теперь был уже настолько богат, что мог бы взяться за дело такого масштаба, поэтому, заходя в клуб, прислушивался к разговорам на эту тему «Стоит ли? Имеет ли смысл ехать в такую даль, чтобы заработать еще больше денег?» За эти полгода он при посредстве дяди успел купить и перепродать несколько земельных участков в Стамбуле, заработал на этом девять тысяч лир. «Стоит ли?» Перевернув страницу, уставился на рекламу крема. «Однако я собирался стать завоевателем и заработать кучу денег!» Усмехнувшись, зевнул и сказал себе: «В парикмахерской тоска, в клуб не хочется, Назлы тоже отпадает. Значит, пойду к Самиму!» Обрадовавшись, что наконец принял решение, встал с кровати, тщательно оделся, повязал галстук, спустился вниз, отдал ключ от номера и вышел на улицу.
В Улусе медленно падал снег, снежинки таяли, едва долетев до земли. Людей на улицах было мало. Омер сел в такси и велел ехать в Сыххийе.
[92]
По дороге ни о чем не думал, только смотрел в окно. «Не буду думать о Назлы и вчерашней неприятности, и все тут!» — сказал он сам себе. Выйдя из такси, решил, что время еще раннее, и пошел в сторону Кызылая пешком, размышляя о Самиме, о его жене (женился тот совсем недавно) и об их дружеском расположении к нему, Омеру. «Да, больше мне сейчас пойти некуда, только к ним!»
Омер встретился с Самимом два месяца назад в Клубе инженеров-строителей, но знакомы они были еще по инженерному училищу. Такой дружбы, как сейчас, тогда между ними не было, но и отчуждения не было тоже. На вопрос Омера, почему Самим не дружил с ним в студенческие годы, тот сказал, что побаивался Рефика и Мухиттина. Омер в ответ улыбнулся. Сейчас, вспоминая об этом разговоре, он думал: «Да, славный парень. И ему и его жене я нравлюсь. Как же так получилось, что в училище мы не дружили? Он нас боялся! И правильно. Милыми, душевными людьми нас назвать было нельзя. А сейчас какие мы? Какой я?»
